– Это страшно, – сказал он. – Я уж не говорю о том, что в Берлине бедняге Дориану будет крышка…
– Эмоциональную оценку я бы дал более конкретную, – хмыкнул Штирлиц. – Нас с тобой ожидает аналогичная крышка. Какие предложения?
– Никаких.
– Смешно выходить на связь с центром только для того, чтобы сообщить им эту новость. Надо выходить с предложениями.
– Выкрасть Дориана можно?
Штирлиц отрицательно покачал головой.
– Даже если мы пойдем на риск устроить нападение на твою контору?
– Когда Хаген почувствует, что вы одолеваете, он пристрелит Дориана. Кофе хочешь?
– Нет. Воды хочу.
– По-моему, у Клаудии нет холодной воды. У нее всегда есть холодное тинто.[35]
– Угости холодным тинто.
– Сейчас схожу на кухню.
Штирлиц убавил громкость в старинном граммофоне, но Вольф остановил его:
– Пусть играет, я люблю это танго.
Штирлиц вернулся через минуту с холодным глиняным кувшином и двумя стаканами.
– Смотри, – сказал Штирлиц, – этот высокий граненый стакан похож на…
– Да… Только у нас из таких пьют водку…
– Слушай, а в Барселоне есть немецкий «юнкерс»?
Вольф долго пил красное вино. Он делал маленькие глотки, глядя при этом на Штирлица, и тот заметил, как в уголках четко очерченного рта его товарища появилась улыбка. Вольф поставил стакан на стол, достал из кармана платок, вытер грани так, чтобы не остались следы пальцев, закурил и сказал:
– Ты чрезвычайно хитрый человек.
– Ну и как ты оцениваешь это мое качество?
– Я оцениваю его самым положительным образом, несмотря на то, что ни в Барселоне, ни в Мадриде «юнкерсов» у республиканцев пока нет…
Прага, 1934
Борцов спросил:
– Вы проверились?
– Что-что? – не понял Пальма.
– Никто за вами не шел?
– Так я же спросил на пресс-конференции, могу ли я вас навестить, и все слышали ваш ответ.
Борцов перевел шкалу приемника на другую станцию – передавали последние известия из Вены.
– Это все верно, – сказал он, медленно стягивая через голову галстук, – только выходить вам отсюда придется с саквояжем, в котором лежат деньги, много денег, и провозить их вам придется через границу – нелегально, вот в чем вся штука. Сунут вам провокацию тут – что тогда?
Пальма усмехнулся:
– Мне говорили, что ваши люди очень боятся провокаций в демократических странах.
– Где-где?
– Ну, здесь… На Западе…
– А вы не боитесь?
– Не боюсь.
– Ну, ну…
Борцов подвинул носком туфли большой, свиной кожи портфель к ноге Яна. Пальма заметил, что Борцов не расставался с этим портфелем и на пресс-конференции в «Амбассадоре».
– Это для Вены?
– Да.
– Чьи это деньги?
– Наши.
– Чьи? – повторил Пальма.
– Это деньги наших людей… Они собрали их в ячейках МОПРа. Наши люди живут еще далеко не так хорошо – я имею в виду материальный аспект, – как нам хотелось бы. Но они помогают товарищам по классу.
– Может быть, все-таки сначала сделать так, чтобы ваши люди жили лучше всех других, а потом уж стали помогать товарищам по классу?
– Тогда не надо вам трепыхаться с этим портфелем… – жестко сказал Борцов. – Я его отвезу назад, и, как говорят ваши американские контрагенты, «все о'кей».
– В Вене убьют шуцбундовцев, если я не привезу денег…
– Да? – удивился Борцов. – Что вы говорите?!
– Вы умеете бить апперкотом.
– Это как?
– Это удар снизу, скрытый, – ответил Пальма.
– Очень не люблю бить, Ян. Не мое это дело. Да и не ваше, впрочем, хотя отец старался вас учить обратному.
– Откуда это вам известно?
– Это нам известно от Лизл…
Пальма силился припомнить, кто такая Лизл, но не мог. Он вопросительно посмотрел на Борцова.
– Ну, Лизл, из Кента…
– Бог мой, откуда вы знаете старуху?! Может быть, вы по совместительству служите Шерлок Холмсом?
– Я не служу Шерлок Холмсом, – медленно ответил Борцов, – а вот товарищ Вольф будет ждать вас на венском вокзале завтра в тринадцать пятнадцать, и как раз ему надо передать эти деньги.
– Он серьезный человек?
– Вполне.
– А почему вы мне об этом говорите? Я читал шпионские романы, там все происходит иначе. Если вы не боитесь, что нас услышат из-за радио, то объясните, отчего вы так доверительно говорите мне про Вольфа?
– Я говорю с вами так откровенно по целому ряду причин.
– Каких именно?
– Во-первых, я знаю, что вы были честным парнем в Вене.