— «Азазель» и «Алтын-Толобас» читала, а больше ничего не читала, боюсь испортить впечатление, начнет повторяться — и я его разлюблю, — объяснила я свое отношение к произведениям популярного автора.
— Не волнуйся, он тоже думает, что ему делать, чтобы ты его не разлюбила. У него, говорят, пошла новая серия, — Марина, как всегда, проявляла широкую эрудицию.
— Между прочим, наша история в его духе. Кстати, нам пора бы начать закусывать, а то мы с этими расследованиями сопьемся или исхудаем, — я посмотрела на часы.
— А если и то и другое: уезжали пухленькие, трезвые и глупенькие, а дернемся тощие, пьющие и умные. Представляешь, что с мужем будет? Я его тогда точно потеряю! — сказала Марина и начала одеваться к ужину.
В 9.27 следующего дня я шла к лифту на нашем этаже, по-деловому постукивая каблуками. Кольца, серьги, помада, строгая одежда, волосы собраны в пучок. Единственное, что выдавало мое отпускное легкомыслие, — это черная кожаная фенечка с блестящими клепками, не снятая с правой руки, как символ моей забывчивости.
Ровно в 9.30 из служебного помещения за стойкой вышел худощавый невысокий мужчина лет сорока пяти, с темно-русыми, но посветлевшими от седины волосами и круглой бородкой. Его светло-зеленые глаза смотрели отчужденно, но английский звучал бегло и почти не осложнялся обычным испанским акцентом. Он поприветствовал меня и жестом пригласил пройти в зону служебных помещений, где за стеклянной дверью был выгорожен его крошечный кабинет.
— Чем могу быть полезен, сеньора… — он опустил глаза к бумажке, — Соседова?
— Сначала мне хотелось бы выразить вам мое удовлетворение работой отеля «Roco». Мы чувствуем себя здесь очень комфортно. Интерьеры радуют глаз, кухня ресторана делает каждую еду приятным событием, разнообразная программа вечерних мероприятий создает условия для того, чтобы не покидать отеля даже вечером, — я готова была продолжать в том же духе восточной лести, но, встретившись с глазами моего собеседника, поняла, что большого впечатления не произвела, взгляд был по-прежнему отчужденным. — Как специалист могу оценить ваше мастерство, потому что работа персонала, которая незаметна клиентам, требует наибольшей квалификации руководителя.
— Благодарю, — с легким поклоном проронил управляющий и опять замер в терпеливом молчании.
— Я и моя приятельница, мы очень довольны нашим выбором, который мы сделали по совету сотрудника туристической фирмы «Супервояж-тур» в Москве. Менеджер, посоветовавшая выбрать ваш отель, весной была у вас при заключении контрактов со здешним туроператором. Именно в связи с этим я просила вас уделить мне время для беседы, хотя, если признаться, мне хотелось бы получить не только ваше вежливое внимание, но и некоторую помощь. — В моем голосе послышалась легкая обида.
Последний пассаж был хорошо отрепетирован и даже слегка заучен с помощью Марины, английский язык которой выгодно отличается от моего универсального богатством грамматики и изысканностью оборотов.
— В чем я могу помочь вам? — сеньор Адоха произнес наконец ключевую фразу в первой части нашей беседы, и я, не сбавляя темпа, перешла ко второму этапу, сменив витиеватый тон на лаконичный.
— Менеджер турагентства, где мы оформляли путевки, попросила меня передать сувениры из Москвы одному из ваших сотрудников. Пакет с сувенирами со мной, — и я приподняла пластиковый пакет с изображением Георгия Победоносца, — а карточка с именем, кому его надо передать, к сожалению, осталась дома. Везти сувениры обратно и не выполнить данного обещания мне крайне неловко, поэтому я взяла на себя смелость побеспокоить вас.
— Но чем я могу вам помочь? Опрашивать всех сотрудников? — наконец позволил себе некоторое недоумение этот терпеливый испанец.
— Нет, дело в том, что испанские имена для русских так же сложны, как русские для испанцев, — и я глазами показала на бумажку, где крупными буквами была написана моя простая фамилия. Глаза сеньора Адохи стали чуть менее отчужденными, не более. Воспользовавшись крошечным успехом, я быстро перешла к главному. — Я не запомнила все имя, но помню, что оно вызвало у меня ассоциацию с розой. Не выручите ли вы рассеянную даму? — и тут я исполнила мой лучший, обворожительно-открытый взгляд и торжественно подняла его на моего собеседника.
Он по-прежнему невозмутимо молчал. Нет, разговоры про испанскую пылкость — такие же бредни, как немецкая рассудительность и итальянская лень. Единственный мировой штамп, который соответствует действительности, — это русская загадочность, причем для нас самих в первую очередь.