Она откинула назад свою рыжую шевелюру и расхохоталась:
— Ха! И они еще называют меня отродьем!
— Ну-ну, детка, — сочувственно произнес Кевин, в то время как Муттер пытался стать невидимым, вжавшись в кресло. — Мы всего лишь пытаемся стать сильнее обстоятельств. Дай-ка мне загадку.
Она подала ему пергамент с таким видом, будто до смерти рада от него избавиться, и процокала каблуками к ближайшему креслу, в которое и опустилась, даже не пытаясь сделать это изящно.
Кевин откладывал начало своей речи, потягивая бренди и перечитывая загадку снова и снова, затем он сообщил Муттеру о том, что, по его мнению, стихи действительно адресованы Джилли.
— Обратите внимание, что слово Fortune написано с большой буквы — как будто это фамилия, которую он дал своей дочери вместо девичьей фамилии ее матери.
— Целый год прошел, прежде чем ее рождение вообще было зарегистрировано, так как граф запретил кому-либо посещать Холл, даже местному священнику, а когда наконец ему разрешили сделать запись в церковной книге, эта фамилия была единственной, на которую согласился граф, — Муттер печально покачал головой. — Создается такое впечатление, что уже тогда он имел определенный план относительно ее будущего — как еще можно объяснить его завещание?
— Или его отвращением и даже ненавистью ко мне, отдаленному родственнику, которому предстояло унаследовать все, что по праву должно было принадлежать его сыну.
— Какому сыну? — фыркнула Джилли. — Беспутному пьянице, которого проткнул ножом обманутый муж, ставший по его вине рогоносцем, или моему брату, который не сделал и вздоха? Он не любил ни того, ни другого, вот что я вам скажу. Он просто хотел иметь наследника по крови. Если бы я родилась мальчиком, любезный мой Кевин, ты бы и по сей день скрывался от кредиторов и обманывал судебных приставов.
Джилли была права, и Кевин знал это. Но сознание того, что все они стали жертвами обстоятельств, мало что давало для разрешения загадки. Все, что оно могло, — это напомнить Джилли о ее злоключениях, а ему — о его обязательствах. Ни к кому в особенности не обращаясь, он предположил:
— Не мог ли он доверить секрет разгадки своей сестре, как вы думаете?
Джилли захлопала ладонями по коленям от восторга.
— А если и да, дурья твоя башка? В доме больше сотни часов, а я не могу добиться у этой придурочной, который час.
Ее речь запестрела просторечиями, что происходило с нею всегда, когда она волновалась.
— По мне, легче добиться ответа от Элси, чем от этой старой гусыни.
Кевин рассмеялся, разделяя ее веселье.
— Ты права, конечно, права, детка. У меня, должно быть, рассудок помутился за последние дни, если я об этом подумал. Столько событий, и этот проклятый дом… — закончил он, окинув взглядом мрачную комнату.
— Ты выглядишь здесь не к месту, — насмешливо поддержала его Джилли. — Лондонский модник в Холле столь же уместен, как шелковые занавески в конюшне.
Пока новобрачные обменивались испепеляющими взглядами (Кевин больше, чем хотел признать, злился и непрерывные наскоки Джилли, а она расстроилась, вспомнив о том, что стоящий перед нею во всем своем блеске мужчина — не только ее постылый супруг, но и постоянный спутник, до тех пор пока не будет разгадана дурацкая загадка), Муттер пробормотал что-то о позднем времени и удалился как можно незаметнее.
В комнате надолго воцарилось неловкое молчание, наконец, Кевин нарушил его, предложив жене начать готовиться ко сну.
— Я буду с волнением ждать момента, когда увижу твое ночное облачение — будет ли оно столь же пламенным, как свадебное? Мое блаженство, — проворковал он, — мечты об атом лишают мена разума. Поторопись, женушка. Я присоединюсь к тебе очень скоро.
Джилли взбесило то, что ее шелковый наряд не произвел на Кевина ожидаемого впечатления, а еще больше то, что ее триумфальное шествие к алтарю было превращено тетушкой Сильвией в фарс. И вот сейчас с таким видом, словно ничего не произошло, он снова напоминает ей об этом с целью выставить ее полной дурой!
Она процокала каблучками мимо него и вышла из гостиной, захлопнув за собой двойную дверь так, что канделябры зазвенели над его головой, осыпав его шею в плечи скопившейся на них пылью.
— Тигренок, — улыбнулся он, отряхиваясь. — Не стоит приручать ее слишком быстро. Темперамент — единственное, что в ней есть привлекательного.