20
Перед домиком Дуваниса Фроска в самом деле собралась вся деревня, от ветхих изможденных стариков, вплоть до горластых грудных младенцев. Коленопреклоненная толпа стояла на теплой влажной земле и сотнями расширенных зрачков настороженно следила за маленькими окнами домика, в котором остановился повелитель вселенной Внезапно на крыльцо выбежала Калия и крикнула звонким голосом: - Ашем табар! Радуйтесь, люди! Идет бог единый!! Следом за ней, не дав пораженным людям опомниться, на крыльце появился сверкающий, величественный старец. Багряные лучи заходящего солнца заиграли тысячами огней в дивных каменьях его голубой мантии. Ослепленная, пораженная толпа со стоном повалилась на землю. И вот, перекрывая стоны, вопли и рыдания, раздался неземной голос: - Встаньте и подымитесь, дети мои! Толпа вздрогнула, как один человек, но лишь крепче еще прижалась к земле, словно ища у нее защиту от неведомого существа. - Встаньте, люди! Это наш бог! Он добрый! - крикнула Калия из-за спины могучего старца. Словно разбуженные ее звонким голосом, крестьяне ряд за рядом стали подниматься на ноги. Из сотен уст, сначала тихо, потом все смелее и громче, зазвучало восторженное: "Ашем табар!". Подождав, пока толпа немного успокоится и привыкнет к его облику, бог простер вперед руки и принялся говорить, улыбаясь при этом со всей возможной добротой и сердечностью: - Чада мои возлюбленные! Распахните глаза и души ваши настежь! Глядите, слушайте и радуйтесь великой радостью дождавшихся! Свершилось!!! Вот встреча, на которую уповали бесчисленные поколения обездоленных и угнетенных! Пришел я к вам наконец, пришел во имя высочайшей справедливости, во имя светлого разума, во имя мира, добра и счастья! Не омрачайте же встречу нашу страхом и преклонением! Ведь я единственная надежда ваша, единственная опора ваша, единственное спасение ваше! Я весь из вас и для вас до конца! Не бойтесь же меня! Мне не надобны ваше поклонение и ваши молитвы! Мне не нужно храмов, алтарей и фимиамов! Я дал вам наивысшее благо - свободную волю устраивать по собственному разумению здесь, на Земле, свое счастье и благополучие! Речь бога лилась плавно, слова звучали горячо, убедительно. Но вместе с тем из них никак нельзя было понять, утверждает он свою божескую сущность или же начисто отрицает ее. Вот он вещает, как бог любвеобильный и справедливый, гремит о себе, как о единственном якоре спасения, но тут же низводит себя на нет и прославляет свободную волю человека, которая одна только и может совершать на Земле великие дела. Но толпа слушала его, завороженная, загипнотизированная звучанием его речи, неслыханными его призывами и откровениями. Груди бурно вздымались, глаза пламенели восторгом, уши жадно ловили каждый звук божественного слова. Вдруг в самый разгар удивительной речи среди крестьян началось странное волнение. В задних рядах послышалось шиканье, приглушенный говор. Люди там двигались, вскидывали руки, кряхтели, словно старались кого-то удержать. Передние ряды с беспокойством оглядывались назад. Постепенно непонятное возбуждение охватило всю толпу. Бог прервал свою речь. Он понял, что кто-то из крестьян хочет поговорить с ним лично, но его не пускают к крыльцу. - Оставьте его, дети мои! Пусть он приблизится ко мне! - спокойно пророкотал бог. Толпа покорно расступилась, и из нее по образовавшемуся проходу к крыльцу направился древний-предревний старичок. Он шел медленной, шаркающей походкой, весь сухой, сучковатый, сгорбленный в три погибели, и при каждом осторожном шаге тяжело опирался на палку. В трех шагах от крыльца он остановился и обнажил перед богом голову, покрытую редкими клочьями белого пуха. Бог смотрел на его темное, сморщенное лицо со щелками выцветших, сочащихся слезами глаз, и выжидательно молчал. - Я не вижу твоего лучезарного лика, о повелитель вселенной, ибо глаза мои мертвы. Ты здесь еще? - тихо проговорил старичок. - Да, я здесь... сын мой! Что за печаль у тебя на сердце? Говори. Я выслушаю и утешу тебя. Говори! - ответил бог. Старичок медленно повернул лицо на голос. Казалось, что он смотрит теперь богу прямо в глаза. Его черный, провалившийся рот раскрылся, и из него стали вылетать слова, тихие, как шелест осенних листьев. Плотная толпа, в которой очертания отдельных людей уже расплывались в сгустившихся сумерках, придвинулась ближе к крыльцу. Всем хотелось услышать, о чем будет говорить с богом самый престарелый из обитателей Аркотты Лорпен Варх. И вот он заговорил - глухо, медленно, но вполне отчетливо: - Слышу тебя, боже единый, и верю, что ты здесь. Ашем табар... Я никогда не видел тебя, но всегда верил, что ты здесь, с нами... Мне сто семнадцать лет, о владыка! Это очень много для одного человека, хотя и ничтожно мало для вечного бога. Я сильно стар и искорежен жизнью. Я устал, страшно устал... Жизнь настолько тяготит меня, что даже о бессмертии души и вечном райском блаженстве я не могу думать без ужаса и содрогания. Мне хочется уснуть, боже единый, черным беспросветным сном. Вот почему я не чувствую перед тобой страха. Вот почему я открыто стою перед тобой и говорю тебе прямо в лицо: нет, повелитель, ты не тот, кого люди берегут в сердцах своих как святыню! Ты не бог упований наших и надежд! Ты не любишь людей... - Почему ты так мыслишь, сын мой? - мягко спросил бог, но лицо его при этом стало пасмурным, а в глазах мелькнули растерянность и недоумение. - Потому я так мыслю, о владыка, - продолжал старичок, - что слишком много напрасных молитв вознес я к тебе, но при этом сам всю свою жизнь прожил в безысходном горе. Где ты был доселе, о владыка? Почему не отзывался, не показывался? Ты допустил в нашем мире ужасную кровавую войну. Миллионы людей убивали в ней друг друга: рвали гранатами, кололи штыками, травили газами. А ты смотрел на это, как безучастный зритель, и не вмешивался! На эту войну ушли один за другим трое моих сыновей и семеро внуков. Как мы молились за них с моей старухой! Сколько слез пролили перед твоим алтарем мои бедные невестки! Но ты не внял мольбам нашим. Или ты не слышал их, потому что тебя не было дома? Мои дети не вернулись с поля брани! Все погибли! А за что - это даже тебе, боже единый, наверное, неведомо... - Остановись, сын мой! Дай мне сказать... - загремел было бог оглушительным голосом, но Лорпен Варх не позволил прервать себя. - Нет, владыка, теперь мне дай сказать! Теперь мой черед! - дерзко ответил он богу своим глухим, как из могилы, голосом и продолжал: - Ты не успокоился и вновь всколыхнул мир еще более ужасной войной. Я опять припадал к алтарю твоему. Я молил тебя тогда за внуков и правнуков. Но ты не знал пощады, не знал милосердия, и многие-многие из милых сердцу моему не вернулись к родным очагам! Почему! Или ты не знал ни о кровавой войне, ни о страданиях наших, ни о молитвах, которые мы тебе кричали? Или ты знал обо всем и не хотел нам помочь, потому что пути твои неисповедимы? Если так, то тогда ты не бог милосердия, а жестокий и злобный палач... Но к чему говорить о прошлом?! Даже сегодня, в день своего прихода на Землю, ты не упустил случая показать свою силу и ярость... Толпа оцепенела от ужаса. Люди боялись дышать, ожидая вспышки неукротимого божьего гнева. Но бог стоял на крыльце в полной неподвижности, а древний Лорпен Варх все говорил и говорил, бросая в лицо ему слова, одно дерзостнее и ужаснее другого. А потом наступила тишина. Пораженный услышанным, бог стоял как каменное изваяние и, сурово сдвинув брови, мучительно искал ответ на обвинения старого Варха. А крестьяне, словно завороженные, смотрели на него в томительном ожидании чего-то ужасного и невиданного. Один только старичок оставался спокоен. Высказавшись и покрыв свою голову шляпой, он стоял, опершись на палку, и чуть-чуть покачивался из стороны в сторону, будто дремал. Дуванис понял, что таинственный старец, возникший из ментогенного поля, попал в критическое положение. Сможет ли он сам из него выбраться? Не помочь ли ему?.. Дуванис тронул бога за плечо и прошептал: - Скажите им правду, ведеор. Откройтесь им. Право, будет лучше... - Нет!!! - загремел бог, словно вдруг проснувшись, и гордо тряхнул белоснежной гривой, отбросив сразу все свои колебания. - Нет!!! Я истинный бог справедливости и добра!!! Не бойтесь меня, чада мои! Не бойся и ты, бедный престарелый сын мой! Горько мне было выслушать упреки человека, но в этих упреках много правды! А за правду можно ли карать?! С миром идите по домам, чада мои, и отныне впредь и навсегда запомните вечную истину: не молитвы и рабский страх, а поиски знаний, любовь к красоте, разбиение оков и созидание всеобщего счастья являются признаком и достоинством настоящего человека! Мир да пребудет с вами! Ашем табар! Благословив народ, бог резко повернулся и ушел в дом. Дуванис и Калия скрылись вслед за ним.
21
- Оставь, Дуванис, не уговаривай меня! То, что произошло, не может разрушить моих планов! Я не вижу в этом происшествии ничего рокового. Напротив, я убедился, что люди верят в бога, верят в мой непререкаемый авторитет, несмотря ни на что! Ведь этот замечательный бесстрашный старичок Лорпен Варх лишь упрекал меня в ничем не оправданной жестокости. Но он ни единым словом не отрицал меня! Он не усомнился в моей божественной сущности. Пусть жестокого, пусть эгоистичного и равнодушного к людям, но он видел во мне бога! Даже столь глубокое разочарование в божеском милосердии не способно вытравить в сердцах простолюдинов саму веру в бога! Из этого и нужно исходить... Бог, расстроенный и смущенный, мерил огромными шагами тесную комнату. Лишенный логики, он не мог признать своего поражения, не мог осмыслить простой очевидности. Поэтому он твердо отстаивал свое прежнее решение развивать дальнейшую деятельность в обличье бога. Дуванис сидел за столом, попыхивал сигаретой и с тревогой следил за мечущейся фигурой седовласого гиганта. Калия гремела на кухне посудой и пела при этом потихоньку что-то божественное... - Зачем вы мне все это говорите, ведеор? - проговорил наконец Дуванис со вздохом. - Я и сам теперь вижу, что уговаривать вас не имеет ни малейшего смысла. Вы должны на деле убедиться в собственном заблуждении. Боюсь только, что опыт вам достанется слишком дорогой ценой! Гроссерия, ведеор, - это западня, из которой вы не вернетесь! - Напрасные тревоги, друг мой. Они не посмеют ко мне прикоснуться! - Не посмеют? Вот и видно опять, что вы не знаете людей. Брискаль Неповторимый - это тоже в своем роде Лорпен Варх, только на противоположном полюсе. К тому же у него в руках огромная власть и огромные капиталы! Гросс не только посмеет прикоснуться к вам, но даже прикажет вас уничтожить, если увидит для этого хоть малейшую возможность! Уж кому-кому, а сыну божьему совсем не нужен взаправдашний бог! Это любому ребенку должно быть понятно... Кстати, ведеор, у меня есть один вопрос по существу. Вы несколько раз говорили о своем каком-то себяведении и даже особенно упирали на это. Скажите, ваше тело отличается чем-нибудь от человеческого? Иными словами, можно вас убить, как любого смертного, или нельзя? - Ты коснулся моей сокровеннейшей тайны, друг мой Дуванис! - удивленно вскричал бог и, прекратив хождение, подсел к столу. - Еще и еще раз поражаюсь твоему уму и проницательности! Мне не следовало бы говорить об этом, но я считаю тебя настоящим другом и поэтому открою тебе даже эту великую тайну. Бог смирил раскаты своего оглушительного голоса почти до шепота и вплотную придвинулся к Дуванису. - Я устроен в принципе так же, как и человек, - заговорил он тихо, - но ткань моя имеет особую структуру. Ведь что я в сущности такое? Я сгусток энергии поля, собранный из такой комбинации простых элементов, которая в природе не встречается и науке человеческой пока не известна. Было задано, что я должен быть всемогущим, всеведущим, вездесущим, бессмертным. В результате столь сложного задания ментогенное поле породило небывалую комбинацию простейших элементов для ткани моего тела. Я не знаю тех процессов, которые сопровождали возникновение этих комбинаций, я не знаю даже, какие элементы пошли на это. Короче говоря, я не знаю, как и из чего я возник. Но одно я знаю твердо: меня нельзя спровадить со света как обыкновенного человека. Ни огнестрельное оружие, ни яды, ни огонь, ни голод, ни самые страшные газы не способны причинить мне вред. Меня можно уничтожить только колоссальной температурой сверхгорячих звезд или... или... Бог запнулся, помолчал, колеблясь, но потом все же наклонился к самому уху Дуваниса и докончил шепотом: - ... или с помощью луча того же аппарата ММ-222! Этот луч может нарушить во мне равновесие частиц, и тогда я взорвусь, как термоядерная бомба!.. Дуванис вздрогнул и пристально взглянул на бога. - Тогда тем более непонятно, зачем вы стремитесь в Гроссерию! Ведь там теперь Куркис Браск со своим аппаратом! - Этому болвану ни за что не догадаться о таком применении аппарата! А тот, что Куркису Браску дал этот аппарат, и не подумает меня уничтожать, так как я-то как раз ему и нужен. В случае надобности он даст о себе знать и безусловно встанет на мою сторону. - Но ведь вы не знаете его, ведеор! Возможно, что его и нет вовсе! - Есть, Дуванис! Я знаю, что он есть, и знаю, что я ему нужен! Это и дает мне уверенность в том, что я одержу верх над Гроссерией. Брискаль и все приспешники Брискаля будут бессильны передо мной! Они будут валиться замертво от одного моего голоса, от одного моего взгляда! - А если нет? А если ваш загадочный изобретатель не придет к вам на помощь? Ведь при большом скопище барбитцев и стражи Гроссерии вам трудно будет отстаивать свою свободу. Пусть они не смогут вас лишить жизни! Но они легко и просто могут вас лишить свободы! Замуруют вас живьем в железобетонный мешок, и будете вы в нем сидеть до скончания века, размышляя над своей божеской сущностью! - Этого не будет, Дуванис! Я верю в себя и верю в своего изобретателя. Какой-то внутренний голос говорит мне, что именно в Сардуне, а возможно, и в самой Гроссерии я встречу своего создателя!.. - Ну ладно, - вздохнул Дуванис. - Вас, как видно, ничем не сбить с этой линии, ведеор. Ну что ж, раз уж вас так тянет в Гроссерию, поезжайте. Но мой вам добрый совет: не надейтесь на своего изобретателя, а сразу по прибытии в Гроссерию разыщите Куркиса Браска и любой ценой отнимите у него материализатор мысли! Причем не только модель, но и планы с документацией и аппарат ММ-222, которым он устроил чудо в Марабране. Это нужно не только потому, что ММ-222 таит в себе смертельную для вас опасность, но и потому еще, что, овладев этим аппаратом, вы станете неизмеримо сильнее! А кроме того, у пройдохи Куркиса Браска просто опасно оставлять такую машину. С ее помощью он может натворить в тысячу раз больше бед, чем натворил недавно скалдами... - Хорошо, Дуванис. Спасибо за дельный совет. Обещаю выполнить все, чего бы мне это ни стоило... Пока происходил этот разговор, по безлюдной улице уснувшей Аркотты протарахтел, поблескивая фарами, старенький мираль аба Бернада. Перед усадьбой Дуваниса Фроска автомобиль остановился и затих. Через минуту из него вывалился грузный аб Бернад. Поклонившись до земли дому, он робко двинулся к крыльцу... Заслышав кашляющие звуки мотора, бог поднялся и сказал: - Ну, друг Дуванис, пора нам прощаться... Зови Калию. Но Калия уже сама вышла из кухни, вытирая руки о передник. Бог запросто обнял и расцеловал своих молодых гостеприимных хозяев. Его бесподобный бас предательски дрогнул, когда он говорил им прощальные слова: - До свиданья, друзья мои! Спасибо, что приютили и обласкали бедного одинокого бога. Кто знает, когда нам снова придется свидеться... - А вы приезжайте к нам на лето в отпуск, ведеор! У нас хорошо. И море близко, и люди в Аркотте хорошие. Приезжайте! - сказала Калия, улыбаясь сквозь слезы. - Думаю, ведеор, что мы встретимся очень скоро! - с уверенностью заявил Дуванис. - Посмотрим, посмотрим... А ты, Дуванис, храни мою тайну и помни мой наказ! В эту минуту, осторожно постучав и проблеяв положенное, в комнату вошел аб Бернад. Мгновенно простершись перед богом на полу, он дрожащим голосом доложил: - Машина подана, о великий боже... Только позволь мне ничтожному заметить: уже вечер, до Сардуны далеко, а его свя... прости, о владыка, мое косноязычие... я хотел сказать, твой подлый самозванный сын... - Что мой подлый самозванный сын? - Твой подлый самозванный сын Брискаль Неповторимый уже, наверное, будет почивать к тому времени, когда мы приедем. Я только это хотел заметить, о повелитель вселенной. - Ничего, червяк! По холодку мы с тобой славно прокатимся! А сына нашего самозванного, если понадобится, поднимем с постели. Не к лицу нам церемониться с рабом нерадивым... Вести от него новые есть? - Почти ничего, о владыка. Только короткий запрос по телеграфу... - О чем запрос? - О твоем местопребывании и о твоих намерениях, о лучезарный. - Ты дал ответ? - Как же я мог посметь, о всеведущий? Ведь ты запретил отвечать твоему вероломному сыну! - Хвалю за послушание! Ашем табар! - Ашем табар, о солнцеликий! - Ну, пора ехать... Приветливо кивнув молодым супругам, бог вышел из дому, сопровождаемый дрожащим от страха абом Бернадом... Оставшись одни, Дуванис и Калия стояли некоторое время посреди комнаты, прислушиваясь, как звук автомобильного мотора постепенно замирает в отдалении. Потом Дуванис схватил себя за волосы, дернул изо всех сил и громко крикнул: - Калюни, сплю я или не сплю?! - Не спишь, Дув, конечно, не спишь! У нас был повелитель вселенной и оставил нам свои заветы. Будем теперь жить по-новому, - нараспев ответила Калия. - Ну, коли не сплю, - заявил Дуванис, - то мне поскорее нужно ехать в Марабрану и обо всем рассказать Рэ Шкиперу. Вот удивится-то!.. А что, Калюни, если наш Рэстис да соединится с этим богом, то повалят они Гроссерию или нет? - Конечно, повалят! Ведеор бог и один ее повалит! - Ну, один - неизвестно, а вот с Рэстисом Шорднэмом наверняка повалит... Еду! До свиданья, болтунья! С ужином меня не жди...