Молодые родственники никак не могли понять, кто же такой этот Виктор Маккензи? Кем он приходился им? Кузеном? Или, может быть, дядюшкой? Или совсем дальней родней? Впрочем, в доме уютно, день ясный и солнечный, и почему бы, в конце концов, не поверить, что Виктор таков, каким он кажется? А кажется он человеком безмятежно счастливым.
Жестокий романс
Джек познакомился с Джоун Харрис в Нью-Йорке несколько лет назад. Он привык называть ее про себя «вдовой». Она одевалась во все черное, и, где бы ни жила, у нее всегда царил беспорядок, какой бывает в доме, откуда только что вынесли покойника. Впрочем, Джек окрестил ее так отнюдь не со зла: он очень даже хорошо относился к Джоун. Земляки и ровесники, они выросли в небольшом городке в штате Огайо, и в Нью-Йорк прибыли почти одновременно, в середине тридцатых годов. Свое первое лето в Нью-Йорке они часто встречались после работы и шли в бар пить мартини, а потом в кафе — обедать и играть в шашки.
Джоун начала с того, что поступила на курсы для моделей; полтора месяца она там обучалась искусству ходить с книжкой на голове — для осанки, — а потом выяснилось, что она не фотогенична. Ей удалось устроиться в одном из первоклассных ресторанов в качестве так называемой «хозяйки». В пронзительном розовом свете ламп она стояла у вешалки, потряхивая черной гривой, и приветствовала посетителей, а ее черная юбка колыхалась в такт любовным стонам струнного оркестра. Это была крупная красивая девушка; у нее был прелестный голос, а в лице и во всем ее облике было разлито ровное, здоровое и радостное приятие мира. Она была простодушно и неисправимо общительна и, когда бы ее ни позвали, в любой час ночи, была готова вскочить с постели, одеться и отправиться кутить, — Джек очень ценил в ней это качество. Осенью она поступила в универсальный магазин на какую-то мелкую административную должность. Они с Джеком встречались все реже и реже и вскоре совсем перестали встречаться. Джек сошелся с девушкой, с которой он познакомился на одной из вечеринок, и как-то так получилось, что он ни разу не задумался, куда девалась Джоун.
У подруги Джека были родные в Пенсильвании, и Джек часто проводил с нею там конец недели. Квартирка в Гринич-Вилледж, свободная любовь, поездка ночным поездом по пятницам за город — именно так и представлял себе Джек жизнь в Нью-Йорке. Он чувствовал себя совершенно счастливым.
Однажды он возвращался со своей подругой из Пенсильвании. Поезд лениво тащился через штат Нью-Джерси. Сотни пассажиров ехали в нем. Лица их были обветрены, ноги устали, и все эти люди казались жертвами одного и того же исполинского, изнурительного пикника. И так же, как все, Джек и его подруга не знали, что делать с огромными букетами цветов и зелени, которыми их нагрузили. Поезд остановился на Пенсильванском вокзале, и они двинулись по платформе к эскалатору. Когда они проходили мимо широких ярко освещенных окон вагона-ресторана, Джек повернул голову и увидел Джоун. Он не мог припомнить, когда они встречались в последний раз — то ли в День благодарения[9], то ли на Рождество.
Ее спутник был, по всей видимости, пьян. Он сидел, положив голову и руки на стол. Возле его правого локтя лежал опрокинутый стакан из-под виски с содовой. Джоун осторожно потряхивала его за плечи и что-то ему говорила. Вид у нее был немного растерянный, и вместе с тем она как будто находила что-то забавное в своем положении. Официанты уже убрали с других столов и теперь стояли вокруг Джоун, ожидая, когда она приведет в чувство своего кавалера. Джеку было грустно видеть в такой переделке девушку, которая напоминала ему деревья и газоны родного городка, но он не знал, как ей помочь. Джоун продолжала трясти своего приятеля за плечи, а напиравшая толпа пронесла Джека мимо окон вагон-ресторана, мимо зловонной кухни и вверх по эскалатору.
В то же лето он как-то зашел пообедать в один из ресторанов Гринич-Вилледж и снова увидал Джоун. Сам он был уже с другой девушкой, южанкой. Джек попал в этот ресторан просто потому, что они оказались поблизости. Кормили там ужасно и вместо электричества горели свечи. В самом разгаре обеда Джек заметил Джоун в другом конце зала и, когда кончил есть, подошел к ее столику и заговорил с ней. Она представила его высокому человеку с моноклем. Тот поднялся со стула, поклонился и важно произнес:
— Мы очень рады приветствовать вас!
Затем пробормотал извинение и исчез в уборной.
— Он граф, шведский граф, — сказала Джоун. — Он работает на радио — четыре пятнадцать, по пятницам — правда, интересно?
Она была в восторге и от графа и от этого ужасного ресторана.