Вечером дежурный доложил мне о разговоре командарма ОКДВА с комбригом.
— Это та самая батарея, которая учинила разгром крепости Шивейсян? — спросил В. К. Блюхер.
— Она, — ответил Рокоссовский.
— Я наблюдал ее действия под Чжалайнором, — сказал командарм. — Хорошо бы на очередных учениях разыграть чжалайнорский эпизод…
Не успел я дослушать дежурного, как меня вызвал командир артдивизиона И. П. Камера.
— Послезавтра учения, — объявил Иван Павлович. — Садись и слушай задачу. На фронте двести метров будет выставлено сто мишеней, каждая полтора метра в высоту и метр в ширину. Тебе следует на галопе выдвинуть батарею к рубежу, обозначенному флажками, быстро развернуть орудия и дать по мишеням залп картечью. Результаты проверит сам командарм…
Все было сделано, как приказывал И. П. Камера. В стороне, на высотке, я увидел В. К. Блюхера и К. К. Рокоссовского. После нашего залпа они верхом направились к мишеням. Артиллеристы мои заволновались. Я — тоже. Но напрасно: поражение мишеней оказалось стопроцентным.
— Да, — удовлетворенно сказал командарм. — Под картечь этой батареи попадать нельзя. Думаю, — продолжал он, обращаясь к Рокоссовскому, — мы поступим правильно, если пошлем товарища Хетагурова в Новочеркасск, на курсы усовершенствования командного состава. Пускай там поделится своим опытом.
Откровенно говоря, ехать в Новочеркасск не хотелось. «Зачем, — думал я, — мне, артиллеристу, кавалерийские курсы?»
Сказал об этом И. П. Камере.
— Чудак человек! — удивился Иван Павлович. — Слышал такую поговорку: «Ученье — свет, а неученье — тьма»?.. И потом, это же решение командарма. Он лучше знает, кому из нас что нужно…
Вместе со мной на те же курсы уезжали два командира сабельных эскадронов — Зотов и Поцелуев. Перед отъездом мы побывали у К. К. Рокоссовского. Он по-отечески напутствовал нас:
— Учитесь прилежно. Помните, курсы эти находятся под опекой нашего выдающегося кавалерийского начальника Семена Михайловича Буденного.
Ушли мы от Рокоссовского в хорошем настроении и постарались выполнить его наказ: учились не за страх, а за совесть. На курсах я основательно пополнил свои знания по общей тактике, овладел верховой ездой не хуже заправского кавалериста. Все это потом пригодилось.
В июне 1931 года вернулся в Даурию, но уже на должность командира учебной батареи.
— Подучился сам, теперь подучи других, — рассудил И. П. Камера.
Однако учебной батареей командовал я всего полгода. В декабре был получен приказ о назначении меня командиром 3-го дивизиона 2-го артиллерийского полка 2-й Приамурской дважды Краснознаменной стрелковой дивизии. Назначение это радовало. И не только потому, что меня повышали в должности, но еще и потому, что служить мне предстояло в большом городе — Благовещенске.
Артполком командовал Н. К. Иванов, а дивизией — И. В. Боряев. О них я был наслышан. Особенно о Боряеве — герое штурма Перекопа, сподвижнике В. К. Блюхера. Оба они прославились при разгроме Врангеля. Уже тогда Боряев возглавлял 132-ю бригаду, входившую в состав легендарной 51-й стрелковой дивизии.
На новом месте службы судьба опять свела меня с Сашей Брешковым — он был заместителем у Иванова. Встретившись в штабе артполка, мы обнялись по-приятельски и долго трясли друг другу руки.
— Ты где остановился? — спросил Брешков.
— Пока нигде. Чемодан стоит у дежурного по штабу.
— Вот и хорошо! Будешь жить у меня. Есть свободная комнатенка.
Свидетель нашей встречи Н. К. Иванов как-то загадочно улыбнулся при этом и, обращаясь ко мне, сказал:
— Надо готовить дивизион к длительному походу. Куда и когда поход — узнаете потом. А пока мастерите лыжи под колеса орудий и каждый день проводите лыжные тренировки личного состава.
Задача была для меня непривычной. Да и не только для меня. Подчиненные мне командиры тоже не обладали достаточным опытом в этом отношении. Но мы не унывали. В расписание занятий немедленно была включена ежедневная ходьба на лыжах по три часа. И уже 10 января 1932 года я доложил командиру полка, что дивизион в полном составе готов к походу.
Через два дня под наблюдением командования дивизии был проведен пробный марш на 40 километров. Испытание мы выдержали успешно. А утром последовало приказание грузиться в эшелон. Нас отправляли в Хабаровск, в распоряжение командира 4-го Волочаевского Краснознаменного стрелкового полка П. В. Романовского.
21 января мы были на месте. Меня тут же вызвал комиссар полка Русинов и очень подробно рассказал о новых осложнениях обстановки на Дальнем Востоке. Теперь угроза исходила от японских империалистов. Стало известно, что они стремятся проникнуть на наше Тихоокеанское побережье, где раньше имели прибыльные концессии, аннулированные Советским правительством после Октябрьской революции. Японцы могли появиться там, как только бухты очистятся от льда. Поэтому командование Особой Краснознаменной Дальневосточной армии решило заблаговременно усилить береговую оборону. В частности, 4-й Волочаевский полк и наш артдивизион намечалось вывести к бухте Де-Кастри.