Меня поместили в палату, где уже лежали двое: член Военного совета 10-й армии дивизионный комиссар Д. Г. Дубровский и обгоревший летчик из Московской зоны ПВО (фамилию его, к сожалению, запамятовал).
Утомленный дорогой, я быстро уснул, а когда проснулся, меня сразу повели в перевязочную. Она размещалась рядом с операционной, в дверях которой стояли два врача, причем один из них отчитывал другого.
— Вы коновал, а не хирург! — донеслось до меня.
Сопровождавшая меня сестра застыла на месте, едва переступив порог перевязочной. Повернувшись к ней, я тихо спросил:
— Кто это такой сердитый?
— Академик Бурденко, — шепнула она.
Оказалось, что хирург, которого академик назвал коновалом, только что ампутировал руку моему случайному попутчику.
Н. Н. Бурденко сам осмотрел мою рану. Покачал головой:
— Как угораздило! — И опять напустился на своего коллегу: — Смотрите, это ранение куда тяжелее. Что же, в ему будете ампутировать?
Хирург молчал.
— Резать легче всего. Лечить, лечить следует! Спасать при малейшей надежде спасти, — говорил академик, уже оставляя меня и удаляясь из перевязочной.
Мне наложили шину в виде так называемого аэроплана. Это было неудобно. Спать приходилось сидя, обложившись подушками.
Рана заживала медленно, а как не терпелось вернуться па фронт! Едва начал шевелить пальцами, стал хлопотать о выписке. Обратился с этой просьбой даже к Бурденко. Он осмотрел мою руку и, хмурясь, сказал:
— Рано, братец. Там нужны здоровые люди.
Частенько в госпиталь прибывали раненые из нашего корпуса. Я всегда искал встречи с ними, расспрашивал о делах. А иные сами заходили ко мне, справлялись о здоровье, передавали приветы, чаще всего от Анатолия Алексеевича Асейчева.
И вдруг однажды полковник Асейчев сам влетел в нашу палату. Белый халат накинут кое-как, на голове каска, через плечо противогазная сумка, сбоку пистолет.
Расцеловались. Анатолий Алексеевич повел взглядом по всей палате, спрашивает:
— Ну как вы тут поживаете?
— Превосходно! — ответил за всех Д. Г. Дубровский. — Тепло, светло, уютно. Девушки-школьницы с ложечки кормят.
— Тошно лежать, — отозвался обгоревший летчик. — Люди воюют, а мы бездельничаем.
— Не грусти, еще навоюешься, — подмигнул ему Асейчев. — Фашистов на всех хватит. Сильны, дьяволы. — И достает из противогазной сумки бутылку коньяку, с опаской поглядывая на дверь: — Кому можно по маленькой?
— Внутренности у всех целы, — сразу повеселел авиатор.
…Асейчев рассказал мне, что решением Ставки штабы механизированных корпусов, в том числе и 21-го, расформированы, а дивизии переданы в непосредственное подчинение армиям. Его назначили командовать танковой бригадой. Он был очень доволен этим назначением.
На груди Асейчева блестел новенький орден Красного Знамени. Я поздравил его с высокой наградой.
— Взаимно поздравляю и тебя с орденом Красной Звезды, — протянул мне руку Анатолий Алексеевич. — Более девятисот бойцов, командиров и политработников корпуса удостоены наград. Воевали хорошо…
Это была моя последняя встреча с А. А. Асейчевым. Он спустя год погиб под Воронежем в результате прямого попадания в его блиндаж тяжелой авиационной бомбы.
Вскоре после нашего свидания большую группу раненых, способных ходить, посадили в автобусы и повезли в Кремль. Среди них был и я. Нам предстояло получить свои награды из рук М. И. Калинина.
Он вышел слегка сутулясь, поглаживая клинышек бородки. Вручил ордена и медали, поздравил каждого, а затем выступил с краткой речью. М. И. Калинин твердо заявил, что советский народ и наша армия мужественно перенесут все неудачи и одержат победу над немецко-фашистскими полчищами.
Из Кремля я не вернулся в госпиталь, а направился в управление начальника артиллерии Красной Армии — проситься на фронт. Н. Н. Воронова на месте не оказалось. Пошел к генерал-полковнику артиллерии Н. Д. Яковлеву, рассчитывая, что он помнит меня по совместной службе на Северном Кавказе. И не ошибся. Николай Дмитриевич отнесся ко мне с дружеским вниманием, обещал помочь, но потребовал, чтобы я немедленно возвратился в госпиталь.
Свое обещание он выполнил. Вскоре я был направлен на должность начальника артиллерии 5-й армии, которая заняла оборону на знаменитом Бородинском поле, там, где в 1812 году русские войска под командованием фельдмаршала М. И. Кутузова сражались с войсками Наполеона. И опять судьба свела меня с Д. Д. Лелюшенко — он командовал теперь 5-й армией.