— Хорошо, Хиггинс! Раз вы так хотите, я отправлюсь к себе. А вы оставьте дверь открытой. В случае чего услышите, если его сиятельство опять начнет метаться.
— Конечно, мисс! Я так и сделаю. А вам спокойной ночи и сладких снов!
— Но вы… вы уверены, что мы поступаем правильно?
— Как в себе самом! Не сомневайтесь!
— Тогда… спокойной ночи! И спасибо, Хиггинс, за работу!
Герцог услышал шелест платья и легкие шаги уходящей Оливии. Следом тяжелой походкой удалился Хиггинс.
Герцог открыл глаза. Он вспомнил. С Хиггинсом разговаривала Оливия Лэмбрик. Он находился в ее доме, в Грин Гэйблз. Дом раньше занимал ее отец, священник. А потом он умер. Что потом? Герцог пытался мучительно восстановить разрозненные куски событий, но тщетно.
В памяти остались только граничащая с бешенством ярость, потом чей-то удар, внезапная сильная боль в груди и дальше беспамятство. Значит, его принесли сюда? Тогда, кто устраивает вечер в Чэде? И какое они имеют право делать это? Нет, он слишком устал, чтобы разобраться во всем. Глаза его непроизвольно закрылись, и он снова стал погружаться в сон.
Потом герцог очнулся днем. Да, он отчетливо осознал, что это день. Вокруг суетились какие-то люди. Они осторожно поправляли его кровать, стараясь ничем не побеспокоить. Очевидно, они не хотели будить его, да и сам он не желал просыпаться. Он с ужасом думал о том, что нужно будет с ними о чем-то разговаривать, о чем-то спрашивать, как-то отвечать. Нет, он еще слишком слаб! Потом в комнате установилась тишина, и герцог понял, что остался один. Думать не хотелось. Он вспомнил ангела, который сказал, что его никто не любит, и вдруг почувствовал чье-то присутствие. Он с усилием открыл глаза. Ангел вновь находился здесь, рядом, и выглядел еще более ангелоподобно, чем в прошлый раз.
Я принесла тебе розу! — девочка положила розу на одеяло.
— Спасибо! Это… очень … мило … с … твоей … стороны!
— Я думала, тебе будет приятно.
— Мне очень-очень приятно! — заверил ее герцог.
— Тебе кто-нибудь дарил розы раньше?
— Никто!
— Потому что тебя никто не любит! Хочешь, я тебя буду любить?
Ее глаза были синими-синими, как небо в погожий летний день. Слабая улыбка тронула губы герцога.
— Да! Я был бы… счастлив, если бы… ты… полюбила… меня.
— Я полюблю! — с готовностью пообещала Вэнди. — И Эмма полюбит тебя.
— А кто … это … Эмма?
Девочка достала куклу, которую прятала в складках платья. Она была старой и потрепанной, но, бесспорно, самой любимой игрушкой и самой большой драгоценностью. Вэнди всюду таскала ее за собой. Она ложилась с ней спать, брала с собой в гости, словом, та везде была рядом с ней. Девочка разговаривала с куклой, как с живым человеком, доверяя ей все свои немудреные тайны.
— Итак… это… Эмма! — сказал герцог.
— Эмма тоже думает, что это очень плохо, когда тебя никто не любит.
Герцог ничего не ответил, и после короткой паузы Вэнди продолжила:
— Все любили моего папочку, потому что он любил меня, и он любил всех, за кем смотрел и ухаживал. Я думаю, если ты будешь хорошо относиться к людям, то они тоже полюбят тебя!
— Сомневаюсь! Люди жестоки и очень неблагодарны.
— Я тебе благодарна!
— За что?
— За ту вкуснятину, которую я ем сейчас. Миссис Бэнкс приходит к нам каждый день и готовит здесь. И у меня больше не урчит в животике.
— А раньше… до… того… как… она стала… приходить… урчало?
Вэнди кивнула головкой.
У нас часто не было ужина, и мы ложились спать голодными, а я долго не могла уснуть.
— А почему… у вас не было… еды? Оливия говорит, что у нас нет денег, чтобы покупать еду.
— Но вы же… что-то ели?
— Только кроликов и много-много картошки. А я это совсем не люблю! Зато сейчас мы едим такую вкуснятину! Сегодня на обед у нас была семга — целая большая рыбина!
Девочка склонила голову на бок:
— Семга была похожа на золотую рыбку, которую кузен Джерри обещал запустить в фонтан, только она была больше, намного больше!
— Твой кузен Джеральд здесь?
— Да, — ответила Вэнди, — он здесь. — Он сделал так, что все в деревне работают и получают большие-большие зарплаты. И поэтому Оливия очень-очень счастлива!
Последовало короткое молчание, потом герцог спросил:
— А что… он… еще… делает?
Внизу хлопнула дверь, и девочка поспешно соскользнула с кровати.
— Мне надо идти, — прошептала она. — Мне не разрешают приходить сюда, но мне так хотелось сказать, что я и Эмма любим тебя.
— Спасибо! — растроганно сказал герцог.
Но девочка уже убежала и вряд ли услышала его слова. Он с интересом стал размышлять над тем, что произошло за время его болезни. Сегодня утром он слышал, как кто-то бережно перевязывал его рану на груди. Но он не открыл глаза и не посмотрел, кто это. Ему ничего не хотелось, кроме одного — спать, никого не видеть и ни о чем не думать. Но мозг помимо его воли продолжал работать, и герцог стал анализировать то, что рассказала ему Вэнди.
Он уже точно знал, кто эта девочка. Это тот ребенок, которого он предложил отправить в приют. Но этого не произойдет, если ее сестра выйдет замуж за Джеральда.
А может быть, она уже вышла замуж за него? Нет, едва ли. Ведь он хотел их поженить силой. Но Джеральд! Он всем дал работу! Как он это сделал? И кто им платит? Эти вопросы стучали в его голове словно молоточки.
Нет, я… не должен… думать… об этом… сейчас. Я… хочу, чтобы… меня оставили… в покое!
Кажется, последние слова он произнес вслух. Или ему это померещилось?
И снова волна дремоты нахлынула на него и увлекла за собой туда, где не было боли, страданий, мучительных вопросов, на которые у него нет ответов.