Легкая улыбка вдруг сделала его мягким, полным юмора и совершенно иным.
— Вы, вероятно, считаете, что я тоже слабоумный, — обращаюсь к вам, как будто вы моя дочь. Прошу меня извинить. Вы, конечно, и есть та молодая подруга Николаса, которая приехала, чтобы стать английской наставницей Инез. Они говорили мне о вас.
Он церемонно поклонился.
— Итак, можно считать, что мы представились друг другу, не так ли?
— Можно считать, что да, сеньор.
Клэр с беспокойством осмотрелась вокруг, чтобы обнаружить кресло, которое доктор запретил ему покидать еще несколько дней. Сеньор улыбнулся и махнул костлявой желтоватого цвета рукой.
— Оно там, за олеандром. Жозеф вывез меня на нем, чтобы я мог посидеть среди деревьев и подремать, а я отослал его. Не надо так тревожиться. Я уже достаточно погулял и теперь пойду усядусь в эту противную штуку, а вы скажете Жозефу, чтобы он пришел за мной.
Старик двигался настолько медленно и казался таким слабым, что Клэр решила, что ему не добраться до кресла-коляски, не свалившись. Однако с ее помощью он все-таки сумел это сделать и был слишком обессилен, чтобы протестовать, когда она отвезла его через лужайку в тень веранды.
А вот здесь старый сеньор просто не находил слов для благодарности, особенно когда девушка поправила подушки и принесла ему стакан густого лимонного сока, а после того, как немного отдохнул и Инез пришла и уселась рядом с ним, он с большой благодарностью отозвался о скромной услуге Клэр, заметив, что ему доставит удовольствие присутствовать на их занятиях, когда они будут беседовать и читать по-английски.
Сеньор Сарменто не мог говорить ни на одном языке, кроме своего родного. После присутствия почти на всех последующих уроках он так и не попытался произнести ни единого слова по-английски, хотя, несомненно, усвоил многие из них. Но отец был явно горд успехами дочери, а «маленькая Клэр», по его словам, была просто умницей в своих познаниях португальского. Клэр находила его приятнейшим стариком.
По мере того как он несколько окреп и его выносливость увеличилась, семейное содружество из троих становилось все более тесным и счастливым. Что касается Инез, то она неизменно вела себя достаточно сдержанно, но Клэр решила воспринимать это как часть ее существа и воспитания. Она все больше убеждалась в том, что ее подозрение относительно чувств этой молодой португалки к Николасу имело под собой полное основание. Когда он был рядом, Инез неизменно улыбалась, ее шаги становились легкими, живость ее глаз озаряла все ее существо. Она проявляла настойчивый интерес к новой дороге и однажды, усадив с собой Клэр в автомобиль семьи Сарменто, которым управлял пожилой шофер, отправилась на прогулку, чтобы затем высказать одобрение по поводу моста, недавно построенного Николасом.
А в один из вечеров семья Сарменто устроила небольшой коктейль. Были приглашены жители других вилл, которые являлись целыми семьями; дети играли вместе и пили лимонный сироп в темном полумраке, а взрослые на лужайке и на веранде поглощали оливки и вино, делясь своими впечатлениями.
Кто-то произнес одобрительно:
— Сеньору Сарменто повезло, потому что у него есть такой сосед, как сеньор Бентон. Он для него все равно что сын родной.
Автоматически Клэр поглядела в сторону Инез, которая вела беседу с одной из соседских женщин, и с удовольствием заметила, что на кремового цвета щеках появился нежный румянец. Инез слишком хорошо владела своими эмоциями, чтобы продемонстрировать другие признаки.
Сам же старый сеньор ответил:
— Вы совершенно правы, Луис, я полностью полагаюсь на Николаса. Он поистине так же добр, как настоящий сын.
С англосаксонской невозмутимостью Николас заметил на это:
— Я гораздо лучше, чем сын, сеньор. Я не пользуюсь вашими деньгами.
Как шутка это имело успех. Казалось, что многие из присутствующих мужчин хорошо знали, что означали настойчивые просьбы расточительных сыновей, живущих в Европе, об увеличении денежной помощи на их содержание. Но Клэр заметила, что Инез тотчас же резко отвернулась и быстро заговорила с молодым человеком, стоявшим с нею рядом, как будто ее толкнули к немедленным действиям растревоженные нервы.
Да, можно было быть достаточно уверенным, что Инез любила Николаса. А что же он? Внутренне Клэр признавалась себе, что здесь скорее всего имели место опасения. Она практически не общалась с ним близко за последние четыре или пять лет. Со времени его визита в прошлом году что-то сделало более глубокими морщины вокруг глаз, на висках все больше появлялось белых нитей, а манеры свидетельствовали о том, что этот человек перешел в категорию зрелых и утративших иллюзии людей. При виде его создавалось впечатление, что он проводил год за годом, не вкладывая в них самой жизни.