Усадив всех за одним столом, Мануэль сказал:
— Поскольку вам недостает одного мужчины, я сяду с вами.
И занял кресло между двумя дамами.
Вероятно, это было совсем случайно — крона ветвей, покрывавших тенью их стол, была недостаточно широкой, чтобы разместить два стола, а потому они оказались на некотором расстоянии от ближайших соседей. Другие столы были расставлены довольно близко друг к другу, позволяя переговариваться, а этот находился в некотором отдалении, словно специально приготовленный для графа.
Музыка разливалась, как сверканье по поверхности ручейка, то усиливаясь, то почти замирая. Когда наконец стало ясно, что музыка кончилась, все дружно зааплодировали.
Мануэль склонил голову в сторону Клэр. Его глаза были, как обычно, насмешливы, но очень доброжелательны.
— Это очень приятная мелодия, она производит весьма сильное впечатление на сентиментальных людей, — произнес он с легким акцентом на последних словах. — Это произведение называется «Минха флора» — «Мой цветочек» — и было написано многие годы тому назад неким глупцом, который был очарован красотой одной женщины. С тех пор эту музыку играет и поет множество других людей.
— А почему вы считаете, что этот человек был глуп? — спросила Клэр, имитируя свойственную именно ему решимость.
— Потому что все, кто влюблен, глупы. Вы должны были это заметить. Любовь — это милое безумство, у которого есть свое лето и своя осень. Вы, конечно, не согласитесь с этим, но мы не станем спорить.
С милой гримасой на губах он спросил:
— Вы находите виноградный сок освежающим?
Оркестр снова заиграл, на этот раз португальский танец, и Мануэль обратил внимание на Инез. Его рука небрежно лежала на столе, загорелая, безукоризненной формы, с тем же неизменным кольцом, на котором, как теперь могла рассмотреть Клэр, был фамильный знак де Кастро. Можно было вообразить эту руку сокрушающей… или, возможно, ласкающей.
Немного погодя Мануэль поднялся. С чарующей легкостью, неотделимой от его личности, он быстро разыскал преклонных лет компаньона для сеньора и двух молодых людей, чтобы составить компанию Клэр и Инез. Пары разошлись в разные стороны. Клэр и ее сопровождающий прогуливались под деревьями, восхищаясь мощной каменной кладкой старого замка в окружении кипарисов и магнолий на фоне яркой голубизны неба. К тому времени, когда они возвратились во двор, большинство гостей разбилось на группы, одни играли в гольф, другие — в теннис, третьи ловили рыбу в текущих поблизости горных ручьях, а остальные просто сидели в удобных креслах, мирно наблюдая за тем, что происходило поблизости от них.
Клэр предпочла плавание, при этом ее согласился сопровождать один из юношей. Договорились, что она заберет купальник из машины и они встретятся здесь через десять минут, а затем отправятся к берегу.
— Вы будете плавать в бассейне, — твердо произнес Мануэль, когда она повернулась, чтобы идти к машине. — Волны сегодня слишком большие. Плавать довольно опасно, даже для очень сильного и умелого пловца.
— Я плаваю вполне хорошо. К тому же мне нравится бороться с морем, — ответила она, но без вызова, потому что сегодня ей даже хотелось, чтобы он командовал.
— И тем не менее вы будете плавать в бассейне, — произнес он, как бы завершив спор; позвал слугу, который должен был показать мисс Уиндхем, где она могла переодеться.
Бассейн, хотя и созданный трудом людей, был окружен дикими растениями и кустарниками и к тому же имел совсем не стандартную форму, являя собой скорее небольшое изумительное озеро. Плавая в бассейне, где уже находилось не менее дюжины других любителей воды, Клэр размышляла о том, пользовался ли когда-нибудь этим водоемом Мануэль или в основном зеркальная нетронутая поверхность отражала деревья и небеса. Перевернувшись на спину и закрыв глаза от яркого солнечного света, она почему-то представила другие замки, находившиеся в Португалии, и особенно тот, в Синтре, где, вне всякого сомнения, в дворике тоже был бассейн. А когда Мануэль устраивал там развлечения, то наверняка приглашал к себе группу своих друзей, принадлежавших к более утонченному кругу. «Любовь, — сказал он только что с загадочной улыбкой и раздумьем, — всего-навсего милое безумство, у которого есть свое лето и своя осень». Видимо, все это объяснялось его собственным опытом, и скорее всего с очень многими женщинами. В его возрасте можно было вполне испытать радости с самыми различными партнершами.