Он встал и подошел к ней:
— Ты уже провела здесь на пять минут больше, чем положено, Клэр. Я должен отослать тебя отсюда немедленно.
Все еще крепко держась за спинку стула, она посмотрела на него.
— Когда ты появишься в Казе?
— Как-нибудь на следующей неделе. Извести меня, должен ли я заказать тебе билет в Лондон на рейсовый самолет, это потребует времени. Глядя на это со стороны собственной выгоды, я бы предпочел, чтобы ты осталась на Святой Катарине. Поразмышляй над этим несколько ночей, и мы обговорим с тобой результаты. Я увижу тебя в субботу.
Она кивнула в ответ с полной безнадежностью и направилась к выходу из палатки.
В следующий момент все внутри ее сжалось при виде тени, движущейся снаружи вдоль палатки.
— Николас! — раздался резкий командный голос.
Испуганный взгляд Клэр встретился с серо-голубыми глазами Николаса.
— Это Мануэль, — выдохнула она. — Оставь меня здесь и выйди к нему наружу. Пройди с ним немного по дороге, а я тем временем исчезну.
Прошло какое-то мгновение для того, чтобы он совместил свое неодобрение этой увертки с одновременным желанием спасти ее от неприятной встречи, и это колебание ни к чему не привело. Мануэль вошел в палатку. Он взглянул на Клэр холодно и безжалостно, к тому же подчеркнуто критически, но тем не менее слегка ей поклонился.
Обращаясь к Николасу, произнес:
— Там нуждаются в твоей помощи, мой друг. Создалась катастрофическая ситуация с одним из фургонов, и никто не знает, как извлечь из него одну штуку.
— Клэр собиралась вот-вот уходить…
— Я провожу ее. Пожалуйста, иди и переговори с прорабом. У него нет никакого понятия, как исправить дело самому, и это еще больше может увеличить ущерб.
Николас грустно улыбнулся Клэр.
— Тебе едва ли удастся избежать того, что тебя сейчас отчитают, моя дорогая. Будь истинной британкой и переноси наказание с высоко поднятой головой.
Целую минуту после того как он ушел, ни один из них не произнес ни слова. Парусиновая палатка до предела была наполнена Мануэлем и его гневом.
— Вы, разумеется, думаете, — потребовал он, — что правила создаются для других, но не для вас! Все входы на дорогу заблокированы, на каждом столбе существует объявление, запрещающее проход сюда кому бы то ни было. Почему же, в таком случае, вы вдруг оказываетесь здесь?
— Мне было необходимо увидеться с Николасом. Не вините его в этом. Он и представления не имел, что я приду сюда.
— На этот счет у меня нет сомнений. Он никогда бы не подверг вас опасности. Что это за игра, в которую вы играете с Николасом?
— Никакой игры, уверяю вас, сеньор, — возразила она тотчас же. — Все было намного серьезнее. Я сожалею, что нарушила ваши бюрократические…
— В вашем ответе трудно заметить сожаление. А правила ради безопасности людей вовсе не бюрократия. К ним нельзя относиться с пренебрежением. Зачем вы приходили к Николасу?
С ледяным презрением добавил:
— Считается ли в вашей стране обычным делом, если женщина, которая вообразила себя влюбленной в мужчину, может преследовать его даже на работе? Я не поверю в это. Здесь в любом случае я не потерплю подобных поступков!
Этот последний натиск Клэр едва ли могла оставить без ответа. Слова стали вылетать из нее, как небольшие острые камни:
— Позвольте мне заверить вас, сеньор, что если бы я подумала, что существует хотя бы малейшая возможность встретить здесь вас в послеобеденное время, то я бы сюда не пришла никогда. Дело, с которым я пришла к Николасу, было частным и срочным.
— Это понятно, — произнес он саркастически, — я надеюсь, что все завершилось успешно?
— Нет, все было наоборот, — тотчас же возразила она. — Остров полностью изменил его, и он больше совсем не мой прежний Николас. Вы как-то сказали, что я являюсь причиной его несчастья…
Он резко поднял руку:
— Хватит! Не будем устраивать крика, чтобы не привлекать сюда рабочих. Достаточно уже того, что они видели, как вы входили сюда. Давайте пройдем к машине, и я отвезу вас домой.
— Благодарю вас, я предпочитаю ходить пешком.
Его рот сузился и перекосился.
— В данном вопросе, я думаю, вы все-таки подчинитесь мне.
— А вот в этом, сеньор, вы ошибаетесь, — резко ответила Клэр, сверкнув глазами. — Я все-таки пойду пешком. Пребывание с вами в одном автомобиле подействует на меня подавляюще — и если я соглашусь принять ваше покровительство, то буду просто презирать себя. Разрешите мне пройти!
Граф не двинулся с места. Сверкание его глаз, белые ровные зубы, которые просматривались между этими сузившимися ироническими губами, заставили ее сердце трепетать от страха и ненависти. Как она любила… и ненавидела его.