— Ты единственный человек в мире, Джеллика, которому не всё равно, что со мной происходит.
Девушка не нашлась, что на это ответить. По большому счету ей хотелось истерично расхохотаться, ведь мистер Парсон и сам не догадывался, насколько был прав.
— Я не хочу есть, — снова повторил он.
— Хотя бы салат, — жалобно попросила горничная.
— Ну, хорошо, раз ты настаиваешь…
Джеллика придвинула столик, налила вина, разрезала стейк, помня, что руки у мистера Парсона ещё недостаточно зажили, постелила ему на колени салфетку. Пока она ухаживала за хозяином, тот задумчиво за ней наблюдал.
— Приятного аппетита, мистер Парсон, — девушка развернулась, чтобы уйти, но сильная рука перехватила ее руку чуть выше локтя.
— Нет.
И у мисс Тарукай в животе снова свернулся ледяной узел.
— Я же сказал, что не хочу есть, — в его голосе прозвенел металл.
Джеллика сделала трудный вдох, нацепила на лицо улыбку и повернулась:
— Компрессы уже можно снять.
Он позволил убрать с рук пластырь. Раны, и правда, затянулись. Это был очень дорогой регенерирующий спрей. И очень эффективный. Уж Джеллика-то знала.
— Иди сюда, — мистер Парсон вдруг притянул горничную к себе, вынуждая опуститься к нему на колени. — Я так соскучился, — он прижался лбом к её виску.
Девушка окаменела.
Пальцы мистера Парсона зарывались в волосы на её затылке, гладили плечи… А мисс Тарукай сидела, словно истукан — застывшая, с идеально прямой спиной и примерзшей к губам улыбкой.
Вдруг хозяин рывком поднялся из кресла. Девушка испуганно вцепилась ему в шею, но, опомнившись, сразу ослабила хватку. Впрочем, её паника и растерянность остались незамеченными. Мистер Парсон куда-то пошел, крепко прижимая к себе свою ношу и бессвязно бормоча. От ужаса Джеллика ослепла, оглохла и лишь догадывалась, что они поднялись по лестнице… Более или менее она начала соображать только в хозяйской спальне, когда мистер Парсон опустил ее на кровать.
Горничную трясло. Она никогда не бывала в этой комнате. Самое запретное место в доме! Дверь сюда запиралась на ключ, к этому помещению не позволялось приближаться даже для уборки. Хозяин очень берёг личное пространство.
Огромная кровать оказалась мягкой. Такой мягкой, будто бы тело не лежало, а парило в воздухе.
— Девочка моя… — этот шепот вырвал Джеллику из шокового отупения, она почувствовала, как мужские руки торопливо расстегивают пуговицы её униформы, возятся с узлом кружевного передника…
О, господи!..
— Ну же, иди сюда, — мистер Парсон потянул её, вынуждая сесть.
Горничная поднялась — безвольная и покорная.
— Джеллика, ты не соскучилась по мне? — спросил хозяин внезапно изменившимся вкрадчивым тоном. Крайне опасным тоном!
— Я… я… — залепетала девушка. — Очень, сэр! Очень!
Выражение его глаз снова изменилось — взгляд из острого и прожигающего снова стал умиротворенным.
— Дейв, — поправил он.
До нее не сразу дошло.
— Что?
— Не сэр. Дейв.
— Да.
— Повтори.
— Я очень соскучилась, Дейв, — с трудом выталкивая слова, проговорила мисс Тарукай.
Она не могла называть его по имени! Её воротило от одной мысли, чтобы обращаться к нему, как к другу, как к равному. Всё происходящее казалось дешёвым фарсом.
Мужчина стягивал с неё одежду, а Джеллика понимала: если она хочет дожить до утра, то просто сидеть и не сопротивляться — мало. Хозяин ждёт от неё чего-то. Наверное, взаимности.
Тогда она неуверенно коснулась его дрожащими руками. Она никогда прежде до него не дотрагивалась. Потому, наверное, ей мерещилось, что наощупь он будет мерзким, словно слизень. Но он, конечно, оказался самым обычным — тёплым, мягким. Впрочем, это лишь усугубило её отвращение. А ещё у него были нежные, как пух, волосы.
Джеллику замутило.
— Скажи, скажи, — требовал мистер Парсон.
Она сперва не понимала, чего он хочет, а поняв, давясь словами, выговорила:
— Я… люблю тебя, Дейв.
— И я тебя, — счастливо улыбнулся он. — Ты даже не представляешь, насколько сильно люблю, милая.
— Да, Дейв, — лопотала девушка. — Спасибо…
Она всё пыталась заставить себя думать о нём, как о ком-то другом… Но о ком? У неё никогда не было никого другого. Поэтому она закрыла глаза в надежде, что её коротких прикосновений ему окажется достаточно, и что на лице у неё не отразится то отвращение, которое она испытывала от его якобы ласк.
А ведь он и вправду её ласкал. Ни разу не придушил, не ударил, не укусил. Целовал! Больно, но не мучительно. И впервые они делали это на кровати. Полностью без одежды. Джеллику впервые не перекидывали через подлокотник дивана и не бросали на пол с задранным подолом.