Ободряюще улыбнувшись, Дамиан осторожно опустился на сиденье рядом с Хизер. Она стегнула лошадь вожжами, и они тронулись в путь.
Единственное, на что она была сейчас способна, так это делать все возможное, чтобы не смотреть на него. Льюис сидел рядом с ней и казался просто огромным в маленькой двуколке. Длинные мускулистые ноги, обтянутые плотными бриджами, он удобно вытянул перед собой. Подними он руку, и ее плечо точнехонько оказалось бы у него под мышкой. Его большие руки непринужденно лежали на коленях. От одного вида этих сильных мужских рук, покрытых темным загаром, с длинными тонкими пальцами ее охватило какое-то странное волнение. Она очень хорошо помнила их мимолетное прикосновение. Кожа его была такой теплой…
«Какая же ты дуреха! Прекрати немедленно!» – мысленно выбранила себя Хизер. Да она сейчас точь-в-точь, как Беа со своими вчерашними глупостями!
Хизер, бросив мимолетный взгляд на своего нового управляющего, ровным голосом проговорила:
– Сначала я покажу вам надворные постройки, а потом мы сделаем короткую остановку в самой деревне. Я познакомлю вас с викарием и представлю лавочникам, с которыми мы торгуем. Оттуда мы поедем к арендаторам.
– Хорошо, – кивнул Дамиан и, чуть помолчав, добавил:
– Кстати, мне очень понравился домик. С вашей стороны было весьма великодушно заполнить кладовую необходимыми припасами.
Хизер почувствовала, как заполыхали ее щеки.
– Ну что вы, я считаю это в порядке вещей. Колесо внезапно попало в выбоину, и молодую женщину швырнуло на Льюиса, так что она уперлась плечом ему в бок. Хизер торопливо отшатнулась и села неестественно прямо. Если он и заметил ее реакцию, то не подал виду.
Вскоре они подъехали к надворным постройкам. Хизер показала Дамиану коптильню, ледник, будку, укрывающую родник, крохотную кузницу. Самым большим строением оказалась сыроварня. Около нее Хизер, натянув вожжи, остановила двуколку.
Дамиан легко выпрыгнул и тут же повернулся к Хизер. Она едва начала подниматься с сиденья, как он, осторожно взяв ее сильными руками за талию, играючи перенес через борт и мягко поставил на землю. Хизер, не привыкшая к такому обращению, слегка опешила и невольно ухватилась за его плечи, чтобы сохранить равновесие. Ладони уперлись в налитые силой мышцы, и молодая женщина торопливо отдернула руки, почувствовав, как ее окатила жаркая волна.
– По правде говоря, сыроварня – это моя гордость, – излишне радостным тоном сказала она. – Мне говорили, что наш сыр считается лучшим во всем графстве, и мы каждую неделю отправляем по нескольку подвод в Ливерпуль, выполняя заказы тамошних лавочников. В прошлом году даже пришлось увеличить производство, нас просто завалили заказами.
Продолжая оживленно говорить, она шла вперед, не замечая, что спутник почти не слушает ее…
Господи, она была еще прелестнее, чем ему поначалу показалось, думал Дамиан. Оделась сегодня не так официально, как вчера. Ни перчаток, ни шляпки, простое платье из светло-желтого муслина, на рукавах и по подолу вышиты белые цветы. Темные локоны перехвачены сзади ярко-желтой лентой и свободно сбегают по плечам. На щеках играет нежный румянец, фиалковые глаза сияют. Она снова напомнила цыганочку, как во время их первой встречи.
Хизер повернула и направилась к входу на сыроварню.
У Дамиана перехватило дыхание, словно кто-то неожиданно ударил его под дых. До него вдруг дошло, что он впервые видит, как она идет. Дамиан не верил своим глазам – его красавица цыганочка шла медленно и тяжело, приволакивая правую ногу.
Его ум отказывался понимать увиденное. «Боже мой, – подумал Дамиан, – это же неслыханное надругательство над красотой!»
Каким-то образом она, должно быть, почувствовала его потрясение. И обернулась.
В глазах Дамиана застыла боль…
– Простите меня, мисс Дьювел. Мы вполне могли отложить эту поездку, знай я о вашем увечье…
Что-то блеснуло в ее глазах.
– Это не увечье, мистер Льюис.
Дамиан редко терялся, но сейчас просто не нашелся что сказать. Между ними повисла неловкая тишина, и чем дальше, тем неуютнее он себя чувствовал, буквально сгорая от стыда.
– Извините, – услышал он собственный запинающийся голос, – я не хотел вас обидеть.
Чуть помолчав, Хизер доброжелательно ответила:
– Я знаю, мистер Льюис. Это не суть важно, я вполне привыкла.
Возможно, так и есть. Но то, что она ненавидит свою хромоту, – это точно. Дамиан понял это, лишь только их взгляды на миг встретились, и ее глаза вдруг стали ледяными. Ему очень хотелось спросить, что же случилось: может быть, несчастный случай в далеком детстве? Но что-то в ее манере держаться остановило его.
Дамиан чувствовал себя неотесанным мужланом.
– Я вас оскорбил?
– Нет, отнюдь. Но я кое о чем вспомнила. Вас не затруднит сходить за моей тростью? Она лежит под сиденьем.
Это была та самая деревянная трость, которую он заметил вчера в ее кабинете. Какой же он глупец, если не догадался о такой очевидной вещи!
Вернувшись, Льюис молча протянул ей трость. Их руки соприкоснулись, и она быстро отдернула свою, как если бы его прикосновение было ей неприятно. Ничего удивительного. Его слова никак не могли вызвать положительные эмоции. Хизер, держась чрезвычайно прямо, пошла дальше.
Она была дружелюбна и приветлива, показывая ему помещения и представляя работников. Дамиан, с трудом понимая, что она ему говорит о назначении хозяйственных служб, думал только об одном. Почему Хизер хромая? Она уже родилась с изуродованной ногой? А может, кто-то изувечил ее?
Оправдывая свое поведение, Дамиан говорил себе, что просто не мог знать о ее увечье. И Хизер не была обязана сообщать ему об этом. О таких вещах не распространяются. Тем не менее, он подозревал, что следующие несколько часов будут нелегкими для них обоих.
Она была калекой. Хромоножкой. Он всем сердцем ей сочувствовал, но ничем не мог помочь. Однако сочувствие было самым последним, что он хотел бы испытывать к ней. Он не мог допустить, чтобы подобные чувства помешали исполнению его плана.
Поместье произвело на Дамиана очень хорошее впечатление. Он убедился, что Локхейвен приносит хороший доход и экономически независим. Деревенские жители и арендаторы с сердечной теплотой и уважительностью здоровались с Хизер. Она сама использовала новейшие методы ведения хозяйства и всеми силами поощряла к этому арендаторов. В ее голосе звучала неподдельная гордость, когда она рассказывала ему о поместье, выказывая информированность даже в мелочах. И Дамиан понимал, что ей есть чем гордиться. Они проезжали мимо уходящих к горизонту полей, наблюдая работу пахарей. Осмотрели пастбища, где пасся скот, количество которого вызывало удивление.
Дамиан поймал себя на мысли, что все, связанное с этой женщиной, оказалось совершенно не таким, как он полагал.
Хизер свернула на узкую пыльную дорогу, по обеим сторонам которой тянулись кусты можжевельника и плодовые деревья. Дорога привела к низенькому домику под соломенной крышей. Лежавшая возле забора гончая подняла длинную морду и принюхалась. Ноздри ее затрепетали, уловив незнакомый запах.
Хизер мягко натянула вожжи, и двуколка остановилась. Дамиан спрыгнул на землю и протянул ей руку. Она, молча, приняла его помощь. Собака вскочила на ноги и вприпрыжку подбежала к ним. Хизер наклонилась и почесала ее за ухом.
– Привет, Самуэль. Где твоя хозяйка?
Хозяйка собаки уже появилась на пороге дома, прикрывая рукой глаза от яркого солнца. Увидев двуколку, она радостно вскрикнула.
– Мисс Хизер! Какими судьбами!
Женщина была крупной, широкой в кости и старше Хизер, большой живот свидетельствовал о ее беременности.
Дамиан стоял возле двуколки, пока женщины сердечно обнимались.
– Я же сказала, что на этой неделе заеду вас проведать, Бриджит, – улыбнулась Хизер и повернулась к Дамиану:
– Бриджит и ее муж Роберт Мак-Тэвиш – мои арендаторы. – Она снова обернулась к Бриджит: