Выбрать главу

– Ну да. А что такого? Я ж не женат пока, только собираюсь

– А на ком – собираешься?

– Ну, ты даёшь. Ты мозги-то включай иногда, это, говорят, полезно. На Вике, конечно. Ленка же в Америке. В Южной. И вернется не скоро. И не сюда, а в Америку. В Северную. Она в Канаде дом купила. Если не врёт.

– Она-то не врёт, а ты…

– Да чтоб я пропал, если вру! Да чтоб меня приподняло и шлёпнуло… – распинался Славик, возмущенно фыркая и хитро щуря глаза. Игорь был уверен в том, что Славик щурился.

Любитель розыгрышей

Если бы две недели назад Игорю сказали, что Славик лежит в коме, он бы рассмеялся. Он и сейчас не мог поверить, что Славик ему не звонил. Да врёт он всё! Просто навещал кого-то в их больнице, а про реанимацию выдумал, только что. Славик всегда любил розыгрыши. Поразмыслив, Игорь окончательно уверился в том, что его разыграли, а он поверил и купился. Простофиля!

Игорь облегчённо выдохнул. Славик продолжал развлекаться, не подозревая о том, что разоблачён. И не ушёл, пока не выпытал у Игоря все подробности его монотонной, бедной событиями, одинокой жизни.

– Ну, насчёт последнего ты не прав. С этим покончено, – торжественно объявил Игорю Славик. – Я тебя одного не оставлю, буду звонить. А летом на дачу к нам приедешь, это уж обязательно. Жена салатов всяких-разных наготовит, шашлычок-коньячок-минералочка… Коньяк для сердца – первое лекарство! Для мужского, разумеется…

Славик балагурил, шутил, вспоминал забавные истории, хохотал над проказами маленького сынишки – как тот залез под диван и застрял, и как он там орал, и как его оттуда вынимали, а Славик не знал кого утешать – Витюшку или жену: ревели с перепугу оба. Славик рассказывал, и Игорю очень хотелось ему сказать, но он всё медлил. И наконец решился.

– Да знаю я всё! И про Витюшку твоего, и про жену, и про дачу…

– Откуда? – оторопел Славик.

– Ты же мне сам рассказывал. Говорил, что в больнице лежишь, а в какой – не говорил. Я ж не знал, что – в нашей. Я бы тебя навестил… Да ты чего? Ты чего, Слав?

Славкино лицо вытянулось. Он удивлённо уставился на Игоря, словно видел перед собой инопланетянина.

– Видишь ли, я не спорю, что ты всё обо мне знаешь. Но не от меня. Я не мог тебе звонить, я без сознания лежал, в реанимации. Меня только вчера в терапию перевели, в коридор выходить не разрешают, я контрабандно, в буфет… – клялся Славик, прижимая руки к груди для пущей убедительности. – Я даже номера твоего не знаю. Тебе, наверное, приснилось это всё… Меньше спать надо на дежурстве, – хохотнул Славик.

– Подожди, ты же сам говорил, что с Разумовским виделся, и он тебе мой телефон дал. Ты же говорил! – кипятился Игорь, которого уже достало Славкино враньё. – Кончай этот спектакль. Артист, тоже ещё мне…

– Валерка? Разумовский?! Да Валерка год как на кладбище! Разбился Валерка, на джипе. Ехали по плато, а под ним пустОты, пещеры карстовые. А машины тяжёлые… Ну, и провалились они, вместе с джипом, в ямину эту… Всех вытащили, а Валерку не смогли. Зажало его там… насмерть. А ты что ж, не знал?

Игорь побледнел.

– Да откуда же… Да что ты мелешь?! Мы с ним пару дней назад разговаривали!

– Не знаю, с кем ты разговаривал… Игорь, а ты часом не того? Не заболел? Может, таблеток каких наелся? У вас же тут всякие есть.

– Всякие – это какие?

– Ну, какие… Галлюциногенные! Раз помнишь, как вы с Валеркой общались…

– А Леночка? Лена Красникова… – непослушными губами выговорил Игорь, уже зная ответ…

Леночка

Лена Красникова никогда не гуляла во дворе, и хотя училась в одном классе с Игорем, за все годы не сказала ему и двух слов. Она не замечала Игоря, как не мы замечаем дерево, мимо которого проходим каждое утро – стоит себе и стоит. В классе девчонки смотрели на неё с нескрываемой завистью, а в глазах мальчишек читалось уважение. Леночка серьёзно занималась фигурным катанием, на которое Леночкины родители не жалели денег. Две тренировки в день – утренняя, до школы, после школы снова спортзал и каток, после катка делать уроки на завтра – практически не оставляли свободного времени, но Леночка занималась с удовольствием и так же, как её родители, мечтала о спортивной карьере фигуристки.

Первыми мечтать перестали родители: с катка девочка приходила с разбитыми коленками, густо покрытая синяками. Синяки не проходили, коленки не заживали. Леночка мужественно не обращала на них внимания, чего нельзя было сказать о её родителях, каждый раз приходивших в ужас от плачевного вида дочери. Умолять и плакать было бесполезно: с коньками пришлось попрощаться.

Синяков больше не было, но с Леночкой творилось что-то странное: она похудела, поскучнела, перестала улыбаться и не радовалась даже великолепным роликовым конькам, купленным родителями в качестве «возмещения морального ущерба». У неё появилось свободное время, но девочка ничем не интересовалась. Посовещавшись, родители отвели двенадцатилетнюю Леночку в цирковое училище. И с удовольствием наблюдали, как сияют дочкины глаза и от улыбки на щеках появляются ямочки.