— Здесь где-нибудь в углу играет струнный квартет? — спросил он с беспокойством.
— Это стерео, Джон. Я полагаю, музыку выбирала тётя Октавия, хотя уверен, что репертуар изменится, едва поблизости окажется Эвандер, — детектив пристально посмотрел на своего спутника. — Ты в порядке?
— Всё отлично, — пробормотал доктор.
Шерлок хотел было что-то сказать, но посмотрел через плечо Джона и просиял.
— Бабушка! — позвал он и кинулся через комнату, потащив друга за руку, как на буксире. Уотсон едва успел бросить взгляд на пожилую женщину, как Холмс заслонил её своей тощей длинной фигурой, целуя в обе щёки и сжимая в объятиях. Она ответила на его приветствие, крепко обняв, и когда разрумянившийся и счастливый Шерлок отступил в сторону, перед Джоном предстала прародительница большинства людей в этом помещении.
Леди, по всей видимости, было далеко за восемьдесят, но её туалет был безукоризненным (Джон заметил фирменный знак «Шанель» на манжете жакета), а её серебристые волосы были уложены в элегантный узел. И теперь не осталось никаких сомнений, от кого Шерлок унаследовал свои скулы. Она приветливо улыбалась гостю, словно быть представленной неуклюжему человеку, неловко теребящему рукава своего костюма от «Маркса и Спенсера», было её заветным рождественским желанием.
— Бабушка, — сказал Шерлок, — это Джон. Джон — это моя бабушка Евангелина.
Не зная, как следует себя вести, Уотсон вежливо протянул руку, которая осталась незамеченной, потому что старая леди непринуждённо приблизилась и поцеловала его в щёку, лучась искренней симпатией.
— Очень рада, — улыбнулась она. — Много слышала о вас и счастлива познакомиться. Шерлок, будь душкой, принеси мне бокальчик, пока я болтаю с Джоном.
Бессчётное количество раз намёки доктора, просьбы и даже мольбы о чашке чая на Бейкер-стрит пропадали втуне, но теперь Шерлок лишь уточнил: «Как обычно?» — и исчез в направлении бара.
— Итак, — Евангелина гипнотизировала его странными зелёными глазами, и Уотсону казалось, что она видит его насквозь, — вы знакомы друг с другом почти год, верно?
— Э, да, — ответил Джон, с удивлением осознавший, что так оно и есть. С тех пор столько всего с ними случилось, будто прошло гораздо больше времени с того дня, как он зашёл в знакомую лабораторию Бартса.
— Я передать не могу, как обрадовалась, что Шерлок наконец-то с кем-то съехался. Ему будет на пользу иметь кого-то рядом с собой, кто за ним присмотрит. Он милый мальчик, но всегда был таким… — она замялась.
«Двинутым. Сумасшедшим. Конченым придурком», — подумал Джон, но осмотрительно промолчал.
— … ветреным, — наконец ей удалось подобрать слово. — Но Белла говорит, что он изменился в лучшую сторону с тех пор, как повстречал вас.
Доктор мысленно пробежался по событиям прошедшего года, стараясь не акцентироваться на коробке с образцами кожи, которая обосновалась в их холодильнике в последний месяц, и внутренне поёжился при мысли, что прежде детектив вёл ещё более беспорядочную жизнь, чем теперь.
Евангелина понизила голос и продолжила:
— Я знаю, что нехорошо делать из кого-то любимчика, да я и не делаю на самом деле — я нежно люблю всех их. Но Шерлок напоминает мне моего дорогого двоюродного дедушку. Он был замечательным человеком: очень наблюдательным, как Шерлок, и очень добрым. Я часто приезжала летом к нему и его другу в гости — они жили на меловых холмах в Суссексе — и он обычно разрешал мне ухаживать за его пчёлами. Их мёд был самым вкусным. Когда Белла попросила меня подобрать второе имя сыну, я сразу подумала о моём двоюродном дедушке, и должна сказать, что Шерлок действительно очень на него похож.
Стараясь вникнуть в историю семьи Холмс, Джон отпил из бокала и поперхнулся, когда Евангелина продолжила прямолинейно и недвусмысленно:
— К тому же оба они голубые, конечно. Или как вы, молодёжь, сейчас это называете? Простите, с вами всё хорошо?
— Отлично, — выдавил доктор. На глаза ему навернулись слёзы, а носовые пазухи горели от виски. — Извините, что я вас перебил. Вы сказали, что ваш двоюродный дедушка был… был…
— О, да, я практически уверена. Когда я выросла, то много размышляла о нём и его друге-вдовце, который поселился вместе с ним. Конечно, это уже было после их смерти — до того я была слишком молода, чтобы задумываться о таких вещах. А даже если бы мне и пришло это в голову, я ни за что не решилась бы спросить. Тогда это было табу. Но вы, молодые, сейчас гораздо более открыты.
У Джона часто мелькали подозрения о сексуальных предпочтениях Шерлока, подпитываемые полным отсутствием его интереса к женщинам и подмеченными редкими пристальными взглядами на красивых мужчин, которые детектив позволял себе в тех случаях, когда внимание его блоггера должно было быть занято другим. Но он представить себе не мог, что тайные надежды подтвердит не кто-то, а шерлокова бабушка.
— Понятно, — только и смог проговорить он.
— Несколько лет назад, именно лет, он даже привозил сюда на Рождество своего молодого человек, и — боже мой! — я передать не могу, насколько тот был ужасен. Никому из нас не понравился, и ни в коей мере не подходил моему внуку, — она окинула Уотсона внимательным взглядом, полным приязни. — Но теперь Шерлок с вами, и я этому очень рада. Возможно, вам даже удастся заставить его избавиться от этого его опасного пристрастия.
У детектива было много пристрастий, которые можно было описать словом «опасное», и доктор постарался сохранить непроницаемое выражение лица, когда тактично произнёс:
— Я не вполне понимаю, о чём…
— Как же — кокаин, разумеется! И не притворяйтесь, будто не понимаете, о чём я говорю, я вижу, что понимаете, хотя то, как вы его защищаете, очень мило. Знаете, даже будучи маленьким мальчиком Шерлок подвергался приступам невыносимой скуки: в дождливые дни мне приходилось занимать его загадками и головоломками, оставшимися от моего дедушки. Это недостойное пристрастие на самом деле ему не на пользу.
Джон не нашёл, что ответить. Он был уверен, что раньше ему не приходилось вести беседы о тяжёлых наркотиках с пожилыми людьми, и тем более он не сталкивался с таким спокойным принятием того факта, что один из внуков действительно подсел. Евангелина рассмеялась над его замешательством и погладила его по руке.
— Теперешние молодые люди склонны думать, что первыми делают все открытия. Но никто не говорил бы «Бурные двадцатые» на пустом месте, мой дорогой.*
Осторожно нащупывая безопасный путь на минном поле, в которое превратилась эта светская беседа, Джон ухватился за ранее привлёкшую его внимание деталь:
— Вы сказали, что Шерлок — его второе имя?
— О, да. Вы не знали?
— Нет, он никогда не говорил.
— Держи, бабушка, — Шерлок выбрал этот благоприятный момент, чтобы появиться с бокалом томатного сока, украшенным веточкой сельдерея.
— Благодарю, дорогой, — сказала она, принимая бокал. — Но Джон сказал мне, что ты никогда не называл ему своё полное имя! Только не говори, что до сих пор стыдишься его, спустя все эти годы.
Холмс помрачнел, брови его нахмурились, и Уотсон вдруг отчётливо представил себе, как его друг выглядел малышом.
— Оно нелепо.
— Не глупи, дорогой, имя очень милое, в нём нет ничего дурного. Но я вижу твоих родителей. Твоя матушка интересовалась у Октавии, приедешь ли ты. Ты уже сообщил ей о прибытии?
Шерлок покорно удалился, хотя упрямое выражение не сошло с его лица, и Джон едва выговорил: «Так какое…», — как Евангелина взяла его за руку и ловко повела его за собой сквозь толпу.
— Я вижу моего брата. Естественно, он пожелает познакомиться с вами. Он проявил немалый интерес к вашей службе в армии.