— Благой волчара зарычал, рогатый фомор хлестанул хлыстом нервно, а чтобы рассудительный Айджиан так себя повел, должно было случиться что-то из ряда вон выходящее, — вспоминать об этом как раз хотелось, на фоне былых приключений нынешнее недоразумение смотрелось смешной неприятностью. — И когда они одновременно атаковали меня в четыре руки, я осознал, что мой вид стал несколько… непривычным, — грифон тряхнул головой и довольно прищурился.
— И вы вспоминаете об этом с удовольствием? Как другие короли попытались вас убить за изменение цвета глаз?! — руки девушки застыли над повязкой, она неловко дернула бинт, но Лорканн не поморщился.
— Шайлих, уверяю вас, у них были основания так себя вести, изменился я достаточно сильно, но при этом не полностью, вероятно, они решили, что кто-то иной и гораздо более злобный захватил мой разум и тело, а это, сами понимаете, еще как повлияло бы на королевскую политику!
Девушка навострила ушки совсем отчетливо, а грифон понял, что говорить о королевской политике в любом ракурсе сейчас не хочет. Он и так был довольно близок сегодня к рассекречиванию! Поэтому вымученно — гораздо более, чем ощущал — улыбнулся и завозился, намекая на необходимость закончить перевязку.
========== Часть 10 ==========
— Интересно, а раз вы памятник Лорканна, наверное, можете что-нибудь сказать и про его характер? — голосок ребенка доискивался ответов с поразительно взрослым упорством. — Хотя бы то, что понятно по его лицу.
Живой памятник с трудом удержался от хмыканья: по его лицу невозможно было сказать, что старый грифон, например, обожает орехи, а также страсть его к справедливости для каждого или, тоже например — что сам Лорканн всегда был против деления неблагих на низших и высших.
Однако прочим было удобно делить именно так.
Что, разумеется, выводило Лорканна из себя и не читалось при этом по его лицу.
— А то в книжках пишут «свирепый король-грифон» или «яростный король-грифон»… — интересно, к чему малец ведет? — Но у короля-грифона наверняка бывало и хорошее настроение?
Старый грифон изумленно приподнял брови: на его памяти птенец был первым, кроме Шайлих, кто задался подобным вопросом, касающимся не политики, спорных решений и власти, а именно самого Лорканна.
***
Перевязанный и слегка подлеченный неблагой грифон снова уселся возле шикарного вяза, наблюдая за бунтовщиками и их оживленным после ненастья общением. Сегодня они сушили вымокшие вещи, а также, похоже, решили воспользоваться непредусмотренной остановкой, чтобы пополнить запасы продовольствия. Часть разошлась на охоту, часть — на сбор даров леса, кто-то отправился выяснять, нет ли в дальней запруде пресноводной рыбы.
И это значило, что небезнадежные бунтовщики тут все-таки были. Хотя вряд ли приказ отдал Онгхус, скорее — одобрил инициативу охотников-охранников.
Шайлих куда-то ушла, насколько Лорканн успел заметить, теперь её увела какая-то сподвижница, тоже, очевидно, на душещипательный разговор. Неблагой король мысленно ей посочувствовал: сам он недолюбливал щипать душу себе или другим! А тут, вероятно, намечалась целая серия бесед о любви.
Грифон поморщился и постарался сесть удобнее, чтобы вздремнуть, пусть не так сладко, как в компании Шайлих, но как-нибудь несокрушительно. А то существовала серьезная опасность, что он снова выйдет из себя. И второй ливень подряд уже будет смотреться весьма подозрительно даже в глазах недалекого местного предводителя.
Будущего короля! Ха!
Лорканн завозился, успокаиваясь и наблюдая за парочкой бунтовщиков, вставших в трех шагах справа, не сводящих с него глаз. Или охрана, или желающие поквитаться за что-нибудь лично. Ветки над головой невпопад зашумели, без ветра, что Лорканн отметил краем сознания. Грифон поднял руки к груди, чтобы не было видно ни сбоку, ни сверху (наверняка, белка, но перестраховываться давно вошло в привычку) слегка пошевелил запястьями, надрывая веревки и давая току крови беспрепятственно протечь по сосудам. Возможно, скоро придется опять ловить тяжелые сапоги в замахе.
И совершенной неожиданностью стал прозвучавший посреди приготовлений едва слышный скрип.
Лорканн в тихом ужасе, стараясь не привлекать ничьего внимания, склонил голову влево, скашивая глаза, и узрел все того же Элма. Пенек застенчиво вытянул корень, подергал за рукав рубашки и скрипнул еще раз, теперь вопросительно.
Грифон с силой зажмурился и прошипел, почти не размыкая губ:
— Нет, не переживай, мне не больно, — настойчивое подергивание рукава, уличающее во лжи, сочувственное, — ладно, ладно, почти совсем!
Цветущая веточка с зелеными листочками вытянулась над головой грифона из вяза, под которым он сидел, спасая глаза. А пенек одной с деревом породы осторожно скрипнул еще раз.
— Спасибо, Элм, спасибо, но больше не рискуй, слышишь, эти неблагие забыли, почему называются высшими, не показывайся!
Пень покряхтел, не одобряя и предлагая привести своих, чтобы они выкрали Лорканна с последующим освобождением…
— Это слишком рискованно, Элм, не стоит, ничего ужасного не произойдет, не переживай, — справа зашевелились наблюдатели, и он заторопился: — Все будет хорошо, ожог пройдет, меня подлечили, одна чудесная неблагая, красавица, умница с добрым сердцем!
На скрип, исполненный сомнения, пояснил:
— Да, можешь мне поверить и такие тут водятся! Чтоб ты знал, она меня покорила, да еще и жизнь спасла, так что ожог… — Элм снова скрипнул раздраженно. Лорканн закатил глаза. — Как хочешь, так и понимай! Да и я же в конце концов король-грифон, помнишь, большой и свирепый! Не надо меня жалеть!
Своенравный неблагой скрипнул с сомнением. Да, обстановка не располагала к пониманию Лорканна в таком ключе, вместо свирепого короля перед Элмом сидел раненый и усталый пленник. Грифон тяжко вздохнул, убавил голос еще, успокаиваясь, неосознанно скрываясь даже от белки, даже от Элма и себя самого.
— Не бойся, не бойся, неблагой пенёк, все будет хорошо, главное, ты не пострадал, твоя свобода не нарушена, — прикрыл глаза, и тут же распахнул: ветка над ними вытянулась пышнее, помогая, укрывая.
Элм признательно скрипнул, последний раз уточняя, не нужна ли помощь, оплел руку Лорканна за запястье, с благодарностью пожимая, и зашуршал, уходя, исчезая, растворяясь в своем родном лесу.
Лорканн вздохнул с большим облегчением.
И тут же стремительно подобрался, подтягивая ноги, потому что три бунтовщика явно решились на какую-то пакость.
— О, у меня образовалось неблагое общество, как мило, я польщен! — с ними Лорканн собирался общаться очень умеренно и в другом тоне. — Вынужден разочаровать, сейчас моё величество не принимает! Изволит быть в плену бунтовщиков и досматривает послеобеденные сны!
— И кому это интересно? Нет, беззубый грифон, никому не интересно, — бывший за главного, прихвостень Онгхуса, один из ближайших, напыжился, стараясь выглядеть внушительнее и звучать величественнее.
Лорканн с интересом уставился на ши и попытку задавить его авторитетом. Его. Лорканна. Попросту раздувая щеки! Насмешливый хмык вырвался сам собой.
— Уж не знаю, как вы рассуждали, называя меня беззубым, но как раз тут — о, надо же, какой сюрприз! — ошиблись! — в доказательство своих слов он усмехнулся особенно неприятно, выставляя напоказ линию зубов и впечатляющие клыки.
Бунтовщики набычились больше, пригибая головы и насупливаясь, на что Лорканн тоже посерьезнел, стараясь выдержать соответствующий беседе тон. Пусть удавалось с трудом. Сплошные зазнавшиеся дети!
— Хотите быть выше меня, так сначала дотяните до равных! — насмешливо сощурился, наблюдая такую же детскую обиду. При взрослых вроде как притязаниях! — Сплошные обещания! Претензии! Без короля в голове!
— Мы свободные ши! Зачем нам король, тем более, в голове? — озадачился правый мордоворот.
— Да это выражение такое! Меня у вас в голове, слава старым богам, не наблюдается, но и обычного короля нет, что хуже! — Лорканн хотел бы хлопнуть себя по лбу, но прерывать зрительный контакт сейчас не стоило, сразу кинутся, да и неудобно со связанными руками.