— Другое дело, мальчишка, другое дело!
От счастливого вида внука каменное сердце впервые за полторы тысячи лет забилось радостно.
***
Путешествие по пустыне Лорканна одновременно радовало и не радовало. Радовало потому, что спину грело ласковое солнце, тело будто бы напитывалось светом, при этом глаза не страдали, странным образом ярко-желтые пески спасали от боли. Кроме того, тут было, где разгуляться ветрам, настоящая свобода.
Не радовало Лорканна однако нарастающее тревожное чувство, словно кто-то до предела натягивал упругий материал, вязкий, как смола, но более однородный и прочный. Натягивал лишь затем, чтобы ударить отпущенным концом побольнее.
Король-грифон сосредоточился и стал перебирать в памяти все, что было связано с пустыней, кроме того, что часть ее — Пески забвения, часть — просто зыбучие, а песчаные бури случаются не реже трех раз в сезон.
Как он ни старался, в голову лезли только пустые угрозы короля змей, озвученные при последней встрече. Помнится, чешуйчатый гад уползал очень бодро, обещая грифону все кары земные и особенно небесные, заверяя, что умеет ждать и подождет обязательно, подгадает момент…
Осознание не торопилось, но и Лорканн не спешил. Покачивался себе поперек седла Шайлих и все отчетливее понимал, чего, вернее, кого стоит опасаться посреди пустыни связанному королю-грифону. Одного злопамятного гада, о да.
Как будто мало их было, этих злопамятных гадов! Жаль, данный вид противников редко общался между собой и не мог делиться опытом, а то бы, может, не задирались с таким завидным упорством. Лорканн ощутил усталость и понял, что просто обязан поспать — силы ему еще очень понадобятся. И, очевидно, скоро.
Шайлих вздохнула над ним, то ли специально, то ли случайно устроила руку не на луке седла, а на спине грифона. Прикосновение помогло отодвинуть тревогу, ощутить уют, вновь проникнуться блаженством пребывания в пустыне… И Лорканн уснул.
***
— А вы почему так крепко спите, вас кто-то… — мальчишка напоролся на подозрительный взгляд грифона и вместо того, чтобы испугаться, засмеялся и тщательно выговорил: — Прости, дед, прости, ты так крепко спишь, потому что кто-то проклял? А бабушка почему? А как удалось тебя проклясть, ты же непобедимый король-грифон!
Лорканн улыбнулся, отчетливо благодарный страшилкам: непобедимым он был весьма условно, однако ужастики распространялись как огонь по сухой траве, отчего репутация росла просто неимоверно еще при жизни грифона.
— Я так крепко сплю, потому что проклял, вернее, заклял себя сам! А бабушка, потому что мне пришлось ее заколдовать, Шайлих могла бы и пережить Искажение, но тот фоморов гребень… — Лорканн тяжко вздохнул припоминая обстоятельства. Успел, предвосхищая вопрос: — На момент падения Искажения я был совсем без сил, Бранн, и если бы не нашел защиту в камне парка, меня бы размазало по родным пескам тонким слоем. У Шайлих истощения не было первые полдня…
Лорканн прервался: нести мальчишку было легко, рассказывать — тяжело.
— Эй, эй, Лорканн, это было давно, — голосочек рядом почти повторял давние слова Шайлих. — Теперь что-то обязано измениться! — и озвучивал одновременно суеверные приметы самого грифона.
В довершение всего, мальчишка погладил памятник по голове.
— Ты очень смелый наверное, а? — Лорканн с трудом упрятал переживание подальше. Когда ему сочувствовали, это было трудно. Кто бы мог подумать!
— Я обычный, — и гладить по голове не перестаставал. — Это ты, дед, очень смелый, устроить такое заклятье! Теперь понятно, почему у памятника нет проекта!
Тут грифон немного смутился:
— Знаешь, Бранн, когда мы разбивали этот парк вместе со Счастливчиком, проектов тут тоже, считай, не было… — грифон поймал себя на желании оправдаться перед малолетним внуком и сменил тему. — Одним словом, Бранн, Шайлих уснула первой, оттого, что укололась заговоренной иглой гребня. Проклятье было мне знакомо, но момент уходил, магии нужно было много, чтобы вытянуть обе жизни, и я спрятал ее до тех пор, пока Искажение не падет, а я смогу ее вылечить.
— Обе жизни? — воронёнок схватил самую суть и уставился изумрудными круглыми глазами в упор. — Ты не себя имеешь в виду! — и требовательно нахмурился.
— Какой-то ты прямо проницательный, Бранн, а может я стал болтливым к старости, — грифон говорил без радости, но почему-то от проговаривания тяжких воспоминаний было легче. — Да, две жизни. Видишь, как вышло, от беременной королевы волков моей королеве пришел подарок, тот самый костяной гребень. Никто не знал, что она беременна, никто! Никто бы и не узнал, если бы проклятье не стало погружать ее в вечный сон постепенно. Шайлих, твоя бабушка, укололась, там было синее сияние, как она мне сказала, но она до последнего мгновения в сознании оправдывала волков.
— А почему? — теперь Бранн легко и сочувственно похлопывал памятник по спине.
— Потому, что это была действительно не их вина, мальчишка. Волки заносчивы и самонадеянны, непредсказуемы и неукротимы, но в спину не бьют, Мидир бы точно не стал! Тем более — Шайлих! Тем более, после того, как он сам вкусил истинной любви! Нет, тут был виноват не благой волчара, Бранн, тут дело было в друидах!
— Но если они напали на нас, значит, были очень сильны? — десятилетний мальчишка рассуждал очень ясно. — И что было потом?
Лорканн вздохнул, завидев свой постамент.
— Потом, мальчишка, я укрыл Шайлих, отдал все силы благому, передал корону Терри, твоему отцу, и спрятался в парке. А потом на нас полностью упало Искажение.
— Ох, бедный вы, то есть ты, дед, ты… — еще и обнял. — Но это значит, когда бабушка проснется, у нас будет дядя или тетя?!
Лорканн кивнул, размышляя, как иногда легко кого-нибудь порадовать. Например, Бранна — вниманием. Или самого Лорканна — всего одним словом. «Когда Шайлих проснется».
«Когда»!
***
Проснулся он от легкого потрясывания за плечо не в такт лошадиному шагу.
— Король-грифон, вокруг ваших рук вьется ветер, не могли бы вы его разогнать или успокоить, пока никто не заметил? — Шайлих наклонилась, шептала ему в спину и загораживала свесившейся полой плаща руки.
Неблагой король с трудом разлепил глаза, посмотрел перед собой, ожидая увидеть прозрачные порывы, ну самое большее — лезвия ветра, а вместо этого узрел в своих ладонях, зафиксированных лодочкой, черную точку сердца бури. Стихия предупреждала и сама стекалась в руки.
— Прошу прощения, сейчас это не в моих силах, успокоить стихию, я могу лишь сделать ее менее заметной, — вперился в темную точку, размазывая ее по своей левой ладони, будто просто запачкал.
Воздух взвыл на мгновение невероятно громко, кони остановились как по команде, а потом к ним подъехал Онгхус, и Лорканн понял — правда по команде.
— Что еще ты тут устроил, побежденный король? — прошипел, все еще немного гнусавя и гораздо осторожнее склоняясь к лицу грифона. — Что за свист? Зовешь стражу? Так передай им, что мы убьем тебя, если они вознамерятся напасть!
— Боюсь тебя разочаровать, бунтовщик, это не стража и не я, это стихия, которая советует нам спешиться и встать лагерем, Золотой город уже близко, но опасность гораздо-гораздо ближе.
Лорканн не старался напугать, говорил так, как понимал, не желая смешивать свои развлечения со своими же делами.
Шайлих ойкнула сверху, и грифона посетило разочарование: развлечения с делами и личной жизнью он уже успешно смешал! А в таком деле стоит только начать, как под откос тут же стремится улететь все, даже то, что, условно говоря, посажено на гвозди!
— И отчего же стихия вдруг решила с тобой пообщаться? — переспросил нарочно дурашливо. — То все не хотела, а тут пожалуйста! Не пытайся меня обмануть и задержать наше триумфальное восхождение к трону!
Лорканн задрал сразу обе брови, понимая, что глупости некоторых пределов нет.
— Кто тебе сказал, что стихия когда-нибудь не хотела со мной общаться? — стал растолковывать, как маленькому. — К твоему сведению, милый бунтовщик, я король-грифон, тот самый, который черный! Тот самый, который со Счастливчиком и Семиглавым! Тот самый, который из сказок!