Хлисст рухнул на песок, взвыл по-новому мстительно, а потом вдруг погрузился глубже и пропал!
Лорканн нарезал несколько кругов в воздухе, понимая, что ползучий гад что-то задумал, однако следующее действие Хлисста стало для грифона сюрпризом: огромный змей пружиной распрямился на всю свою длину за спиной Лорканна и, сохраняя усилие прыжка, прямо в воздухе обернулся ши.
Упал на спину грифона и укусил в плечо.
Лорканн извернулся, переворачиваясь в воздухе животом вверх, сгреб отчетливо торжествующего змея когтями и выпустил их на всю длину. Хлисст забился, но торжествующее выражение не сходило с его лица.
Лорканн опустился на ближайший бархан, обернулся ши, стряхнул подыхающего змея, сосредоточившись на ране: пока яд не успел полностью разойтись по телу следовало его вытянуть. Воздушная сфера приникла к плечу, высасывая почерневшую кровь, а грифону стало плохо не от укуса, а от цвета: черная кровь означала проклятье.
— Да! Да! Ты верно боишься! — змей все еще извивался на земле, хотя жить ему оставалось явно недолго. — Ты сам не знаешь, что сделал со мной, ты вырвал мой Клык! А я за это сведу тебя в могилу вслед за собой!
И разразился торжествующим хохотом, разбрызгивая вокруг себя кровь.
— Мы скоро-скоро встретимся, грифон, даже если ты высосешь из раны всю свою кровь, проклятье уже начало действовать!
Хлисст опять мерзко захрипел, не собираясь говорить, а только посмеяться, поэтому Лорканн отрубил ему голову.
Что он там за клык вырвал у короля змей, оставалось тайной, сухая буря с молниями превратилась в обычную грозу, а холодный дождь позволял сосредоточиться на главном: как бы ни хотелось поговорить с Шайлих сейчас, следовало возвращаться в замок и искать лекарство.
Иначе очень скоро неблагого короля и впрямь не станет.
В Золотом городе и во дворце все было по-прежнему, Лаогэр — придворный маг, помощник и распорядитель, бывший когда-то тоже бунтовщиком, привычно доложился о порядках и беспорядках, выслушал указания грифона, что теперь и с кем делать, обратил внимание на плачевный вид своего короля, но от помощи удержался. Наверняка из-за перемазанных в крови рук: трогать Лорканна после драки не рекомендовалось.
Грифон отдал несколько распоряжений и отдельно вспомнил о Шайлих: продемонстрировал ее воздушный образ помощнику, велел встречать как королеву и сразу провожать к нему. Ни раньше ни позже, сердце зашлось именно сейчас. От места укуса расползлась небольшим кругом немота, и Лорканн горячо взмолился старым богам, чтобы ему удалось дожить до визита бунтовщицы.
Пришлось порыться в библиотеке и выдержать еще пару все более неприятных приступов, пока Лорканн разобрался, чем его осчастливил Хлисст. Змеи всегда были коварны, а этот являлся их королем, что само собой увеличивало природное коварство на порядок. Грифон засмеялся — не так давно он объяснял похожий принцип Онгхусу.
Итак, змей был коварен, а Лорканн вырвал ему какой-то Клык. Как выяснилось — символ королевской власти и средоточие магии для оборота собственно змеем. Останься Хлисст в живых, его в виде ши сожрали бы свои же, поэтому змеиный король предпочел гибель. Ну и проклял напоследок Лорканна, как без этого?
Грифон просидел в библиотеке еще несколько дней, замедляя себя и процессы своего организма, когда разгадка отыскалась, не принеся, впрочем, облегчения.
Хлисст отравил его проклятьем вечного сна.
Что означало всего несколько простых вещей: Лорканн будет засыпать медленно, тем медленнее, чем меньше будет шевелиться. Круги онемения описывают ту часть тела, которая затронута проклятьем, когда онемеет все тело, Лорканн застынет навсегда, уснет и умрет, закованным в черный камень.
Ну и последнее, на сладкое: противодействия проклятью нет, если не считать таковым невероятно романтичную чушь про поцелуй любви, найденную в одном из самых старых манускриптов.
Хлисст очень постарался вернуть Лорканну удар.
Грифон не сдавался, за экспериментами прошла еще неделя, а когда он понял, что до окаменения осталось, вероятно, чуть больше суток, выловил корону из воздуха, передал Лаогэру, зачаровав так, чтобы после смерти Лорканна королевское право и королевская мощь ушли новому носителю. Посмеялся напоследок: мечта Онгхуса почти сбылась! Надень корону и все! Ты король!
И как же хорошо, что он тогда запретил глупому бунтовщику заявляться в столицу. Стань он королем, Лорканн бы не пережил!
Так, развлекаясь неуместными каламбурами, Лорканн переполз из лаборатории-мастерской в свои покои, устроился поудобнее перед камином и постарался не спать — сердце щемило уже не проклятьем, прощаться с жизнью, где оставалась Шайлих, совсем не хотелось.
Ночь прошла, наступил новый день, проклятье сжимало свои когти все сильнее, и Лорканн подозревал, что раньше тела у него закаменеет сердце — судя по ощущениям, оно уже покрылось глухой броней и причиняло боль каждым ударом внутри грудной клетки.
Лорканн не выдержал и задремал, а проснулся оттого, что Лаогэр обеспокоенно тряс за плечо, неумолчно дозываясь:
— Ваше величество! Ваше величество! Проснитесь!
Корона, явно принесенная помощником обратно, красовалась на столике перед камином, перекинутые через подлокотник ноги уже не ощущались, и в свете этого символ власти смотрелся почти издевательски — Лорканн не смог бы даже встать, даже если бы ему очень приспичило! Например, чтобы впихнуть корону помощнику в руки или даже нацепить на голову!
Злость давала силы, и Лорканн все-таки выдавил:
— Что случилось? И почему корона тут? Я же просил… — Лаогэр посторонился, открывая вид на переминающуюся с ноги на ногу Шайлих, — унести…
— К вам ее величество, — Шайлих передернула плечами, — с визитом!
— Спасибо, Лаогэр, оставь нас наедине, — припечатал помощника взглядом, едва тот открыл рот что-то сказать. — И корону забери!
Лаогэр подхватил корону, бросил взгляд на Шайлих, взгляд, полный надежды, но ничего — слава старым богам! — не сказал.
— Что же вы стоите, ваше величество, присаживайтесь, — Лорканн с трудом подвинулся, чтобы его поза смотрелась свободной, перевел взгляд на лицо бунтовщицы и улыбнулся, не сдержавшись. Сердце ударилось внутри с меньшей болью, а может, он просто терял чувствительность. — Я скучал!
Шайлих присела на краешек кресла напротив, посмотрела с сомнением, но решилась-таки возразить ему и во дворце:
— Непохоже, чтобы вы скучали, — ох, он же даже не встал! — Я думала, что вы не забудете меня так скоро.
— Простите, простите меня, Шайлих, обстоятельства сложились так, что на сегодняшний день у меня вовсе нет сил, даже подняться, пусть я очень этого хочу!
Лорканн договорил, прикрыл глаза, не собираясь договаривать о проклятье — не хватало еще ее шантажировать поцелуем! И как бы ему ни было больно, вероятно, это последняя их встреча, в его-то жизни — точно. Она же так и не сказала, не ответила на чувства прямо, значит, их поцелуй все равно не имел бы силы…
Лорканн с трудом открыл глаза и понял, что Шайлих о чем-то раздраженно спрашивает уже второй раз:
— И что это за шутки с «ее величеством»? Лорканн! Да вы меня вообще слушаете?!
Просто бальзам на душу! Захотелось посмеяться, но сил не хватало уже даже зажечь глаза, не то что набрать полную грудь воздуха, чтобы с ним тут же и расстаться.
— Нет, нет, — из-за желания хохотать на выходе получалась какая-то одышка, Лорканн надеялся, что этого не слышно. — Нет, что вы, я вас слушаю и слышу. А с «ее величеством» это никакая не шутка! Это надежда, а также желание, чтобы ваш визит не прошел незамеченным!
От взгляда в синие глаза сил прибывало, Лорканн заговорил почти по-старому. Лукаво сощурился.
— Не то с вас бы сталось посмотреть на меня издали и снова исчезнуть, раствориться, как вода в пустыне!
Шайлих покраснела — видимо, так и хотела сделать.
— А я уже довольно много потерял в той пустыне… — перед глазами помутилось, голова упала на грудь.