— Я знаю кое-что, мисс Эббот… — Он выплюнул ее имя так, будто пытался избавиться от чего-то отвратительного и грязного. — Я уже был готов нанять вас, даже не познакомившись. Все, что я видел, было выполнено качественно.
Гриффин вернулся к столу и уставился на открытую папку с проектами Брэнди.
— Я уже согласен был отдать себя, свои финансы, свою компанию и своих рабочих этому проекту. — Он резко тряхнул головой и потянулся во внутренний карман своего синего блейзера.
Пламя тонкой зажигалки лизнуло дорогую сигару.
— Я всегда верил в судьбу. — Глаза Гриффина прищурились, разглядывая ароматный дым. — Только эта дама не подводила меня многие годы. У меня была назначена другая встреча на это время, и я собирался оставить извинительную записку и подписанный контракт. К счастью, встречу отменили.
Гриффин бросил взгляд на наброски, черты его лица исказились в отвращении.
— Мне даже интересно, какие из этих идей действительно ваши. — Он рывком закрыл папку. — И эти рекомендательные письма. Сколько из них было заработано в спальнях? — На его губах заиграла ухмылка, выражающая крайнее презрение. — Не думаю, что мне приходилось встречать более неразборчивую в средствах, корыстную, развращенную и нечестную женщину. Вы окружены ложью.
Брэнди запрокинула голову. Огонь злости вызвал ее адреналин к действию. Ее молчание было выражением презрения, но Клер принимал его за признание вины. Ей было стыдно за свое поведение, но она отказывалась разрешить ему ругать ее работу. Брэнди досчитала до десяти, потом выругалась. Четырехэтажное ругательство потрясло даже его, он открыл рот.
— Вы, презренный лицемер! — Ее гордость и взбешенный дух превратили ее в львицу. Она била Гриффина его же собственными словами. — В воскресенье мои идеи были «новаторскими, универсальными», а я была талантлива. Но сегодня мое поведение сводит на нет мой талант.
Она потянулась и схватила свою папку со стола.
— Как вы смеете порочить мою работу… — прошипела Брэнди, ее глаза превратились в два слитка серебра. — Я привлеку вас к ответственности за клевету! Все здесь оригинальное. Ничего из того, что я делала или сделаю, никогда не будет подделкой или плагиатом ни в какой форме. Что касается моих рекомендательных писем… — Она расправила плечи, вскинула голову и уставилась на него в упор. — Все они честные и даны как высокая оценка проделанных работ. Никто не мог бы лучше воплотить ваш проект, и вы, черт возьми, прекрасно знаете это.
Брэнди еще раз глубоко вздохнула и постаралась взять себя в руки. Она жаждала мести.
— А насколько безупречен ваш собственный облик, мистер Клер? — спросила Брэнди низким уничтожающим голосом. Она снова напала на него, и на этот раз с более хитрым планом. — Насколько я помню, вы с готовностью потакали моим аморальным действиям.
Цвет расплавленного металла медленно распространялся от шеи до корней волос Гриффина.
— И у вас еще хватает наглости стоять здесь как… какой-нибудь жестяной божок и осуждать мое поведение!
Брэнди понимала, что было проще сохранять хорошую репутацию, чем восстанавливать ее. Она могла играть перед Тони, своим отцом, комиссаром полиции, своим священником, даже психиатром, но для Клера имела значение только правда. Честно говоря, ее главным моральным убийцей было ее же сознание. Она, может быть, и грешница, но и он был не в том положении, чтобы бросать первый камень.
— Мужчины могут использовать женщин в любое время и так, как им нравится. — Брэнди острым и умным взором окинула его безмятежное лицо. — И ваше мужское высочество чертовски хотело затащить меня в постель в полдень в воскресенье. А вы еще выставляете себя в качестве примера для подражания!
Брэнди долго смотрела на него. Она победила его, побила его главный козырь, но постепенно ее ярость пропадала. Она ненавидела такие сцены, они оскорбляли ее.
— Вот и говорите о судьбе! — Брэнди повернулась и направилась к двери. В ней бушевала гордость, но ее дух уже готов был рухнуть. Она спешила насладиться единственной оставшейся ей привилегией — хорошо поплакать в женской комнате.
— Стой!
Она остановилась.
— Вернись обратно.
Она уставилась на резную деревянную дверь, пока все не поплыло перед глазами; ее пальцы дрожали, держась за холодную металлическую ручку. Она собралась с духом и повернулась.