Нестеров. Товарищ маршал, разрешите доказать, что я способен на большее.
Берия. Да, в жизни всегда есть место подвигу… А вы ведь и начали свою жизнь, повторив подвиг Павлика Морозова. (Задумывается.)
Кобулов. Разрешите обратиться, товарищ маршал.
Берия. Слушаю вас.
Кобулов. Я три месяца провел бок о бок с полковником Нестеровым и думаю, что лучшего кандидата нам не следует искать.
Берия. Я тоже об этом думаю. Скажите, Егор Иванович, вы сильно переволновались во время домашнего ареста? Мне очень важен ваш искренний ответ.
Нестеров. Честно говоря, да.
Берия. А что вас больше всего беспокоило: трибунал, страх расстрела?
Нестеров. Лаврентий Павлович, смерти я не боюсь. У меня были возможности в этом убедиться за четыре года войны.
Берия. Но все-таки, что же вас беспокоило?
Нестеров. После того, что я узнал сейчас, как-то стыдно и не ко времени признаваться…
Берия. В чем?
Нестеров. Это очень личное, Лаврентий Павлович.
Берия молчит.
Но от вас и Богдана у меня секретов быть не должно.
Кобулов. Неужели все-таки влюбился?
Нестеров. Влюбился. По уши. Вы не поверите, я с ума сходил, что, может быть, больше никогда ее не увижу. Ведь она ни пройти ко мне не могла, ни позвонить. Что она обо мне думает? Куда я пропал? Сбежал, обманул?.. Мучился, что не признался ей, не сказал прямо, что люблю ее… да я сам этого не понимал, пока снова смерти в глаза не заглянул. Ведь я думал, что в жизни больше полюбить не смогу… Моя жена погибла в сорок третьем году, и так нелепо: умерла от родов… Вот судьба-индейка! На фронте столько раненых из-под огня вытащила — ни царапинки, а здесь… дочка осталась, Люська… с моей матерью живут в деревне.
Кобулов. Слушай, Гоша, а правда Аня на твою жену похожа — или так тебе сначала померещилось?
Нестеров. Померещилось и до сих пор мерещится. Она с Катей как две родные сестры… У меня вся жалость, вся боль за жену и любовь к Аните слились в одно… словно Катя ко мне вернулась, и такой прекрасной, какой я ее никогда не знал. (Замолкает, закрыв лицо ладонями.) Извините, товарищ маршал.
Берия (после паузы). Вам можно доверить судьбу страны. Вы убедили меня, и, как ни странно, не своими геройскими подвигами, не тем, как защищали свое достоинство во время испытаний здесь, у нас, а тем, с какой силой вы способны любить! Да! Ибо только человек, способный сильно любить, может сильно ненавидеть. Так думал великий Сталин. Слушайте меня внимательно: двадцать седьмого июня, то есть послезавтра, в девятнадцать тридцать, в Большом театре состоится премьера новой оперы «Декабристы», на которой предполагается присутствие всех членов правительства и главных военачальников. Лучшего случая нельзя представить. Я не могу лично руководить арестом заговорщиков — враги нашей страны за рубежом моментально преподнесут это как дворцовый переворот. Арест должен осуществлять человек из народа, воспитанный народом, проливший кровь за народ, известный в народе, любимый народом. От имени народа и партии, именем революции это сделает Герой Советского Союза, гвардии полковник Егор Иванович Нестеров!
Нестеров (встает). Служу Советскому Союзу!
Берия. В ваше единоличное распоряжение выделяется специально подготовленная группа автоматчиков. Вы отчитываетесь только передо мной.
Нестеров. Слушаюсь, товарищ маршал.
Берия (Кобулову). Товарищ Кобулов, познакомьте спецгруппу с их командиром и лично проводите полковника домой. Внешнюю охрану не снимать. (Нестерову.) Но теперь они не стерегут вас, а охраняют. Конечно, не от вашей любимой. Для нее вход и выход всегда свободен. С деталями операции вас познакомит Богдан Захарович.
Нестеров. Разрешите идти?
Берия. Идите.
Кобулов и Нестеров идут к выходу. Берия смотрит им вслед и окликает.
Егор Иванович, когда победим, на свадьбу пригласите?
Нестеров (очень взволнованно). Лаврентий Павлович, у меня отца… вы знаете, нет. Вы мне теперь как отец.
Берия. Удачи тебе, сын мой.
Берия и Нестеров уходят.
(Набрав номер телефона.) Балдис, отмотай пленку на последнюю фразу Кобулова. Да, включусь сам.
Кладет трубку. Звонок другого телефона.