Берия. А все-таки тиран был прав: «Жить стало лучше, жить стало веселее».
Кобулов. Да, Сталин…
Берия. При чем тут Сталин? Это первым Лысенко сказал, а Сталин себе присвоил. Академики!
Кобулов и Момулов смеются. Один во весь голос, другой беззвучно.
Что-то мы много смеемся последнее время. Ну что, он уже в приемной?
Кобулов. Пока ведут, Лаврентий Павлович, наш любимый артист уже второй час сидит с ним в ресторане…
Берия. В каком ресторане?
Кобулов. ЦДРИ, конечно.
Берия. Вы бы его еще в Коктейль-холл повели. Почему не в «Арагви»?
Кобулов. В «Арагви» сегодня работают с иностранцами.
Берия. Кто возглавляет твою группу?
Кобулов. Гагулия.
Берия одобрительно кивает. Звонок. Берия делает знак Кобулову.
Кобулов (снимает трубку). Аппарат маршала Берии слушает. Мешик, ты? (Вопросительно смотрит на Берию. Тот продолжает одеваться.) Маршал в ЦК, говори. (Некото рое время внимательно слушает.) Подожди, меня по Кремлевке. (Закрывает ладонью мембрану, говорит Берии.) Опять этот Строков. Его вызвал Никита, велел поднять списки арестованных по Львовской области. А о чем говорили у Никиты — неизвестно. Подслушка опять не сработала. Мешик подозревает, что это строковские штучки. Просит, чтобы вы сами позвонили Никите.
Берия (решительно берет трубку). Мешик, ты по каждому поводу будешь в штаны мочить? Скоро своей тени начнешь бояться. Ты что, сам не можешь справиться с этим говенным милиционером? Ты подписывал приказ о назначении Строкова начальником Львовского УВД — ты и разберись. Почему я должен звонить Никите? Чтобы хитрый хохол понял, что ты не чисто работаешь? А ты что, не знаешь, как это делается? Опять — дурак! Это всегда успеется. Придумай этому веселому милиционеру невыполненное задание — пусть занимается униатской церковью, не поспит ночами, помотается по всей Украине, а потом спросишь с него униатского бога и спустишь семь шкур. И еще девку ему подложите, такую, чтобы съела его, как жука богомола. Это во-первых. Во-вторых, всю дополнительную подслушку у Никиты сменить, поставить трофейную из моего личного НЗ. Сегодня же вышлю с Мильштейном. Все. Что? Бог простит. (Вешает трубку.) Хороший парень Мешик, но слишком нерешительный, характер женский.
Кобулов. А я вам говорил, Лаврентий Павлович.
Берия. Что-то ты вообще много говорить стал, Богдан Захарович.
Кобулов. Молчу, товарищ маршал.
Берия. А вот сейчас как раз надо говорить, товарищ Кобулов.
Кобулов. О чем?
Берия. Не знаешь? Тогда зачем пришел?
Кобулов постепенно открывает папку.
Со своими бумажками подожди. Владимир Ильич сказал: «Нет страшнее врага для революции чем…» что?
Кобулов. Международный империализм.
Берия. Нет, птенчик мой, бюрократия. Учиться тебе, учиться и учиться.
Кобулов (радостно). Это Ленин сказал!
Берия. К сожалению, не я. (Вздыхает.) Ну что там в твоих бумажках? (Кобулов подкладывает исписанный лист.) Слушай, ведь этот Можжевельников инженер, а не писатель… шестое письмо!.. Читай, я его почерка уже видеть не могу.
Кобулов (читает). «В Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза…»
Берия. Главное читай.
Кобулов (читает). «Но я продолжаю верить, что наши органы безопасности, руководимые любимым сталинским соколом Лаврентием Павловичем Берией, исправят трагическое недоразумение…»
Берия. Все, все, можешь дальше не читать. Что он несет, какой я ему сокол? Хотя крылья за спиной я теперь как никогда чувствую.
Кобулов. Вы — Орел!
Берия молча на него смотрит.
Правильно. Орел — это был Сталин, а вы — Лев!
Берия. Кобулов, птенчик, остановись. Крылья. Посадить бы тебя с этим инженером — вот бы наговорились! Я не птица, я человек! А Лев — это Израельсон. Но для тебя он — Лев Аркадьевич. Кстати, пусть он и занимается перепиской этого Можжевельникова.
Берет письмо и накладывает резолюцию.
Кобулов подкладывает бумаги, Берия просматривает, подписывает.
Вдруг поднимает листок, трясет им.
Берия (тихо, с яростью). Никогда, понял? Никогда не держи таких бумаг в делах!