4. Поселковый участковый
Поселок встретил Ефима деревенской тишиной и покоем.
Не верилось, что в пятнадцати минутах ходьбы отсюда рокочет тысячами моторов огромный город.
В его синем сельском небе над вознесенными ввысь огромными, как целые чащи, древесными кронами вилась, падая и кувыркаясь, голубиная стая. Это летали турмана, сизари и астраханцы бывшего штурмана речфлота Александра Павловича Девлеткильдеева. Ох, любил этих птиц речник-пенсионер! Но майор Мимикьянов, может быть, любил их не меньше. Только ни кому не говорил. Потому, что в его нынешнем мире никто об этом и не спрашивал.
Когда Ефим смотрел на взмывающих в небо упругих птиц, он вспоминал голубей своего детства. На старой улице, где он вырос, их держали многие. Вечерами, из решетчатых домиков, сооруженных на крышах, вырывались на свободу маленькие мастера воздушной эквилибристики. И, едва ли не вся улица поднимала лица к небу. Не только сами голубятники и местные мальчишки. Даже вечно занятые домохозяйки среднего возраста и древние бабки на лавочках. Разглаживались морщины. Добрели лица. И не только у горожан. Добрело синее сибирское небо. Оно превращалось из грозного пятого океана в хорошо знакомый кусок родного уличного пейзажа. Такой же, как соседний забор или старый тополь. Разве, чуть больше в размерах.
Теперь на той улице никто уже не разводил голубей. И только здесь в поселке он мог снова наблюдать это доброе домашнее небо.
Ефим Мимикьянов посмотрел на голубей. Покачал головой, одобрительно причмокнул и направился к нужному дому.
Крепкий лиственничный сруб стоял в самом начале главной поселковой улицы. В нем жил участковый уполномоченный райуправления милиции капитан Кудакаев.
Коля Кудакаев поливал огород.
Для этого дела участковый надел старые милицейские штаны с красным кантом и выцветшую синюю майку. В руках поселкового стража порядка полузадушенной змеей висел черный резиновый шланг.
Капитан стоял среди высоких помидорных кустов и направлял в разные стороны стеклянный водяной веер.
– Когда на помидоры пригласишь, хозяин? – окликнул его с улицы Ефим.
Кудакаев обернулся, прикрылся ладонью от бьющего в глаза солнца, узнал Мимикьянова и обрадовано махнул рукой:
– Ефим Алексеевич! А я не пойму, кто это стоит? Ну, заходи на двор!
Майор открыл решетчатую калитку и по тропинке между помидорных кустов направился к участковому уполномоченному.
Коля спрятал конец шланга в помидорных зарослях.
– Таня! Татьяна Иванна! – крикнул он в сторону застекленной веранды. – Смотри, кто к нам пришел!
С веранды выглянула круглолицая и дородная Колина супруга.
– Ефим Алексеевич! Давненько вас не было! – заулыбалась она.
– Тань, организуй нам что-нибудь! – Коля протянул руку в ее сторону.
– Вы в беседке сядете или в дом зайдете? – деловито спросила женщина.
Капитан вопросительно взглянул на Мимикьянова:
– Да, наверное, на свежем воздухе посидим. Так, Ефим Алексеевич?
У Коли Кудакаева было худощавое загорелое лицо. Две глубокие вертикальные морщинами падали вниз от крыльев носа к подбородку. В светлых глазах маскировались зрачки-точки. Обычно Колины глаза производили впечатление сонных, но иногда они становились такими колючими, что, казалось, у его собеседника на коже могли образоваться красные точки, какие бывают от укола иглой.
– Да, конечно, лучше в беседке. – ответил Мимикьянов. – Воздух-то у вас какой! Десять минут пешком от города, а как в другой мир попал!
– Это – да! Что есть, то есть! Воздух у нас – как в деревне, – с удовольствием поддержал хозяин похвалу Академическому поселку.
Обойдя облепиховые кусты, они сели за столик под деревянным навесом.
Через минуту Колина жена принесла тарелочку с тонкими бежевыми ломтиками своего фирменного сала.
Перед тем, как засолить, она в течение двадцати минут отваривала свежее сало с луковой шелухой, горошками черного перца и лавровым листом.
На чистую деревянную столешницу Татьяна поставила блюдо с нарезанным черным хлебом и солонкой. И, наконец, достала из-под полотенца графинчик с розоватой жидкостью – вишневой самогонкой.
Коля разлил вишневку в стопочки. Разговор не начинал. Ждал.
– Ну, Николай, – поднеся к носу домашнюю водку, произнес майор, – как же ты допускаешь, что на твоей территории к моему профессору в дом залезают?
Капитан Кудакаев обвел светлыми глазами безоблачный горизонт, вздохнул, поморщился и сказал:
– Сам не пойму… Да ведь, не пропало же ничего.
– С чего ты взял, что не пропало? – вдохнул горьковатый вишневый аромат Мимикьянов.
– Ну, как с чего? – зажал свою стопку в большом кулаке Кудакаев. –Профессор сам сказал: ничего ценного не пропало… Старые бумаги и все! Ну, правда, двести долларов еще… Но про них он в заявлении не писал!