— Наверное, я могу подтвердить — голос моего шефа раздался для меня, да и всех присутствующих, неожиданно.
— Говорите, Александр Александрович.
— Это выходной день был, а я от руководства ответственным был. Мне дежурные по РОВД позвонил домой, сказал, что Громов в форме пришел в РОВД в невменяемом состоянии, наверное, пьяный. Я приказал его проверить, и если что, заставить переодеться и домой отправить. Через двадцать минут дежурный доложил, что Громов лежит в кабинете с закрытыми глазами, на столе упаковка «Анальгина», но от него спиртным не пахнет. Дежурный его начал тормошить, предложил «скорую» вызвать, но Павел отказался, сказал, что где-то отравился, но уже съел таблетки и ему легче. А потом дежурный закрутился, вечером мне доложил, что Громов по стеночек из отдела вышел и домой поехал примерно в десять часов вечера.
— Товарищ полковник, Федор Филиппович, но как с фотографией быть? И вообще — Глушко, сука такая, не терял надежды меня утопить: — нам Климова сказала, что Громов ей признался, что он знал о нападении, так как у него в близком окружении Боброва, это который жулик, убежал, есть свой человек, который ему всю информацию по этому преступлению доложил.
Пока все присутствующие офицеры переваривали слов Глушко, я начал смеяться, стараясь делать это как можно более заразительно.
— Громов! Встать! Ты что себе позволяешь? У тебя что — истерика?
— Извините товарищ полковник. — я в очередной раз поднялся: — Но смешно, ей богу. Я, во-первых, не знаком ни с одним человеком из этого района, я там даже не был, только по Кемеровской трассе проезжал. Во-вторых, зачем мне агент в каком-то селе и как мне с него информацию получать? Голубиной почтой, что ли. В-третьих, извините, но вопрос напрашивается — Климова преступника опознала, я просто не в курсе.
— Опознала, опознала… И что?
— Ну раз опознала, и я слышал, у него в доме огромные деньги нашли, а он от милиции убежал, и где-то скрывается, значить информация подтвердилась.
— Ну подтвердилась, дальше то что? Ты не тяни кота за все подробности…
— А если информация подтвердилась, а те, кто в задержании, даже неудачном, участвовал, я слышал, премии получили, то извините меня за выражение, на хрена мне каким-то дядям раскрытие дарить? Почему я не мог на новенькой «Ниве» приехать в эту глушь, со своими орлами окружить дом Боброва и самостоятельно его задержать? И получить потом премию или значок «Отличник советской милиции». Что меня остановило? А вот сидит еще живой свидетель — мой начальник, он подтвердит, что я очень тщеславный и поехал бы сам, никому бы такого раскрытия бы не отдал.
— Все! — заместитель начальника УВД грохнул по столешнице небольшим, но костистым кулачком: — Закончили заслушивание. Громов, иди…езжай в свой РОВД, и постарайся мне в ближайшие месяцы на глаза не попадаться. Глушко! За три дня заканчивай свою проверку и все материалы мне на стол, лично проверю. Остальные свободны.
Сидя в мой новенькой машине мой шеф — майор Окулов погладил еще пахнущую пластиковую панель торпедо, послушал как загудел остывший на холоде двигатель.
— Так что, считаешь, надо брать кредит?
— Я вам, Александр Александрович, очень советую возьмите и купите машину. Потом все станет дороже, а вы или сами будете ездить, или продадите. Во всяком случае, по цене не проиграете.
Глава вторая
Неприглядная изнанка жизни
— Громов, ты вчера от дежурства откосил, в Управлении прохлаждался, значить сегодня на сутках дежуришь — обрадовал меня с утра шеф.
Ага, прохлаждался. Чуть не законопатили в места, о которых лучше не вспоминать, а тут еще и дежурство. Правда, сегодня четверг, а это значить, что в пятницу я могу отоспаться, в субботу выйду на работу на пару часов, а в воскресенье опять свободен. Правда свобода моя относительная — оставшуюся часть субботы я посвящу выполнению отцовского долга, а может быть и воскресенье придется этому посвятить. Алла, пару раз проверив как я на хозяйствовал за время ее отсутствия, поняла, что за дочь, оставленную со мной, беспокоится не стоит. И теперь женщина, пару раз в неделю, нарядившись в приталенное пальто с воротником из пушистой чернобурки и такую же шапку — ушанку, уматывает из дома почти на целый день.
Конечно, я не тешу себя иллюзиями, что Алла все время проводит в операциях по обмену денежных купюр на товары народного потребления и предметы роскоши. Но молодой маме тоже надо иногда выгуливать себя, любимую, а то, с ее сложным характером, можно в четырех стенах малогабаритной квартиры сойти с ума. В любом случае мой план претворяется в жизнь. В любом случае, вернувшись вечером домой, Алла высыпала из сумочки ювелирку. Иногда это было несколько изделий, а иногда и целая горсть. Золото мы тут же делили на две части, свою я сразу уносил с собой. Кроме золота Алла закупала то, что по ее мнению должно было оставаться дефицитом еще многие годы — консервы и спиртное. Как я ее не убеждал, что не стоит связываться с этими позициями, ее мне было не переубедить, поэтому периодически, после возвращения молодой матери домой, я брал брезентовые «верхонки» и шел перегружать ящики с брякающими бутылками или покрытых пушечным салом банок в ее капитальный гараж.