Айзек в карусельной комнате. Я нахожу его, сидящим на полу, уставившимся на одну из лошадей. Это странно. Как правило, здесь моё место. Я скольжу вниз по стене, пока не оказываюсь рядом с ним, и вытягиваю ноги перед собой. Я уже ощущаю влияние виски, который делает всё легче.
— День на карусели, — произношу я. — Давай поговорим об этом.
Айзек поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня. Вместо того, чтобы избегать его глаз, я удерживаю их. Взгляд доктора такой пронзительный. Стальной.
— Я никому не рассказывала эту историю. И не в состоянии понять, как о ней узнали. Вот почему эта комната кажется совпадением, — говорю я.
Он не отвечает, так что я продолжаю:
— Ты рассказал кому-то, не так ли?
— Да.
Он лгал мне. Говорил, что не рассказывал ни единой душе. Может быть, я тоже солгала. Не помню.
— Кому ты рассказал, Айзек?
Мы дышим в унисон, две пары бровей сдвигаются.
— Моей жене.
Мне не нравится это слово. Оно заставляет меня думать о фартуках с яблоками и оборками, и о слепой, покорной любви.
Я отвожу взгляд. Смотрю на концы лакированных грив, которые украшают лошадей. Одна лошадь чёрная, другая белая. У чёрной ноздри, расширяющиеся как у скаковой лошади, её голова отброшена в сторону, глаза выпучены от страха. Одна нога подогнута вверх, в процессе шага, приговорённого к вечности стекловолокном. Из двух лошадей она более впечатляющая: упёртая, сердитая. Я расположена к ней. Главным образом потому, что стрела пронзает её сердце.
— Кому рассказала она?
— Сенна, — отвечает он. — Никому. Кому ей рассказывать?
Я вскакиваю на ноги и иду босиком к первой лошади — чёрной. Исследую седло мизинцем. Оно изготовлено из костей.
Я не в восторге от правды; вот почему обманываю себя. И ищу кого-то, чтобы обвинить.
— Таким образом, это совпадение, как я и сказала вначале. — Я сама не верю в это, но Айзек утаивает что-то от меня.
— Нет, Сенна. Ты смотрела на лошадей, я имею в виду, действительно смотрела на них? — я поворачиваюсь к нему лицом.
— Я смотрю на них прямо сейчас! — почему я кричу?
Айзек рывком приближается ко мне. Когда я не смотрю на него, он хватает меня за плечи и разворачивает, пока я снова не смотрю на чёрную лошадь. Мужчина крепко удерживает меня.
— Замолчи и посмотри на неё, Сенна.
Меня передёргивает. Я смотрю, только чтобы он снова не произнёс так моё имя. Вижу чёрную лошадь, но новым взглядом: не упрямым, простым взглядом старой Сенны. Я вижу всё. Я чувствую всё. Дождь, музыка, лошадь, в стержне которой есть трещина. Ощущаю запах грязи и сардин ... и ещё что-то... кардамон и гвоздику. Я достаю это, достаю из памяти так быстро, что моё дыхание останавливается. Руки Айзека ослабевают на моих плечах. Я разочарованна, он был тёплым. Я могу убежать, но подворачиваю пальцы ног, пока не чувствую как они захватывают ворс ковра, и остаюсь. Я пришла сюда, чтобы решить одну из наших проблем. Одну из многих наших проблем. Это те же самые лошади. Именно те. Пробегаю взглядом по трещине. Юл говорит что-то обо мне, подавляющей воспоминания. Я смеюсь над ним. Подавлять мои воспоминания. Это то, что сказала Сапфира Элгин. Но он прав, не так ли? Я в тумане и половину времени даже не осознаю этого.
— Дата, когда всё произошло, — тихо говорю я. — Это то, что откроет дверь.
Воздух покалывает, когда он выбегает. Я слышу, как Айзек перепрыгивает через две ступеньки за раз. Мне даже не пришлось напоминать ему о дате. Это вырезано в плоти наших воспоминаний. Жду с закрытыми глазами, молясь, чтобы сработало, молясь, чтобы не сработало. Он возвращается через минуту. В этот раз гораздо медленнее. Шлёп, шлёп, шлёп вверх по лестнице. Чувствую, как он останавливается в дверях, глядя на меня. Я могу чувствовать его запах. Раньше я любила вдыхать запах Айзека, спрятав лицо у его шеи. О, Боже, мне так холодно.
— Сенна, — произносит он, — хочешь выйти наружу?
Да. Конечно. Почему бы и нет?
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: БОЛЬ И ВИНА
