», композиция была выпущена 18 мая, как второй сингл с альбома).
Айзек посмотрел на меня.
— Необычно, правда? Я играл в группе. Получал удовольствие от музыки.
— Но ты же врач. — Я поняла, насколько глупо это прозвучало уже после того, как произнесла. Вытянув локон седых волос, я дважды накрутила его на палец, прямо до самых корней. Не распутывая, облокотилась локтем о столешницу. Мой безопасный оплот.
— Я не всегда был врачом, — ответил он, вытаскивая две чашки из шкафчика. — Но когда стал им, моя любовь к музыке никуда не делась... так же, как и татуировки.
Я посмотрела на его предплечья, где они выглядывали из-под рукавов. Я всё ещё разглядывала их, когда он протянул мне кофе. Моему взгляду были доступны лишь краешки букв.
Вручив мне кофе, Айзек начал готовить обед. У меня не было аппетита, но я не смогла вспомнить, когда ела в последний раз. Я нехотя слушала слова песни, которую он включил. В последний раз, когда я слушала такую музыку, группы милых мальчиков заполонили все радиостанции своими слюнявыми банальными песнями. Я подумывала спросить, кто поёт, но он опередил меня:
— «Florence and the Machine» (Прим. ред.: британская группа, образованная в Лондоне, Англия, в 2007 году и исполняющая инди-поп с элементами блюза, музыки соул и готического рока). Тебе нравится?
— Ты зациклен на смерти.
— Я хирург, — ответил он, не отвлекаясь от нарезки овощей.
Я покачала головой.
— Ты хирург, потому что зациклен на смерти.
Айзек ничего не сказал, но немного замешкался перед тем, как порезать цукини, буквально на долю секунды, но мои глаза замечали абсолютно всё.
— Как и все мы, не так ли? Мы поглощены собственной смертностью. Некоторые люди правильно питаются и занимаются, чтобы продлить свою жизнь, другие пьют и принимают наркотики, бросая вызов судьбе, также есть те, кто плывёт по течению, они пытаются игнорировать смерть в целом, потому что боятся её.
— К какой группе относишься ты?
Он отложил нож и посмотрел на меня.
— Я был приверженцем всех трёх. А теперь я в растерянности.
Правда. Когда в последний раз я слышала такую суровую правду? Я долго наблюдала за ним, пока он раскладывал еду на тарелки. Когда Айзек поставил тарелку передо мной, я озвучила свою новость. Это напомнило чих, непроизвольно вырвавшийся из моего тела, и когда он случился, я почувствовала себя неловко.
— У меня рак груди.
Айзек застыл. Двигались только глаза, взгляд которых медленно встретился с моим взглядом. Мы не двигались... одну... две... три... четыре секунды. Будто он ждал кульминационного момента. Я чувствовала необходимость сказать что-то ещё. Такое со мной впервые.
— Ничего не чувствую. Даже страха. Ты можешь мне сказать, какие чувства нужно испытывать, Айзек?
Его кадык дёрнулся, он облизнул губы.
— Это эмоциональное оцепенение, — наконец, ответил доктор. — Просто смирись.
И всё. Тем вечером мы не произнесли больше ни слова.
На следующий день Айзек отвёз меня в больницу. Я покидала дом всего лишь третий раз, но при мысли о возвращении туда, меня тошнило. Мне не хотелось есть яйца или пить кофе, которые он поставил передо мной. Айзек не заставлял меня есть, как сделало бы большинство, и не смотрел на меня с тревогой, как большинство смотрело бы. Всё было по существу, не хочешь, есть — не ешь. Когда диагноз «рак» зависает над тобой как Дамоклов меч, становится страшно. А так как мне итак уже было страшно, то ситуация только усугубилась; один страх смешался с другим страхом. Я как будто унаследовала ракового гремлина. Я предполагала, что он выглядит как мутант, как и мои гены. Он зловещий. Скользкий. Не даёт спать по ночам, грызёт внутренности, вынуждая разум испытывать страх, который побеждает здравый смысл. Я не готова вернуться в больницу. Ведь там я в последний раз испытывала страх, но я должна была, потому что рак пожирал моё тело.
Анализы и исследования начались около полудня. Сначала я проконсультировалась с доктором Акела, онкологом, с которой Айзек учился в медицинской школе. Она полинезийка и так поразительно красива, что у меня отвисла челюсть, когда женщина вошла. Её кожа источала запах фруктов, и этот аромат напомнил мне о вазе на моём столе, которую Айзек периодически пополнял. Я выдохнула, чтобы избавиться от этого запаха и стала дышать через рот. Она говорила о химиотерапии. Её взгляд был участливым, и у меня сложилось впечатление, что врач выбрала профессию онколога потому, что её по-настоящему волнует эта болезнь. Ненавижу людей, которых что-то волновало. Они выпытывали, вынюхивали, и от этого я чувствовала себя не такой человечной, потому что меня никто и ничто не волновал.