Выбрать главу

Не хочу думать о гигантском мешке муки, поэтому притворяюсь, будто не слышала его. Однако дрова меня беспокоят. Мне бы не хотелось замёрзнуть. Снаружи много деревьев. Если бы мы могли выйти на улицу. У нас были бы дрова.

— Комната с каруселью, — произносит он. — Не считаешь ли ты это странным? — голос мужчины ясный и чёткий. Тот, который Айзек использует с пациентами. Я не одна из его пациентов, и мне совсем не нравится, что врач так со мной говорит.

— Да, — просто отвечаю я.

— Книга? — его голос становится хриплым. — Там не было ничего о карусели, не так ли?

— Нет, — говорю я. — Не было.

В этом не было необходимости.

— Как думаешь, может ли это быть один из твоих поклонников? Кто-то одержимый?

Не хочу думать об этом, но это уже приходило мне в голову. Я не хочу быть ответственной за всё.

— Возможно, — произношу я осторожно. — Но это не объясняет твоего нахождения здесь.

— Получала ли ты какие-либо угрозы, странные письма?

— Нет, Айзек.

Он поднимает на меня взгляд, когда я называю его имя.

— Сенна, необходимо хорошенько подумать. Это может иметь значение.

— Я думаю! — огрызаюсь я. — Не было никаких странных писем, даже по электронной почте ничего не приходило. Ничего!

Он кивает и идёт к холодильнику.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, поворачиваясь на сидении, чтобы видеть его.

— Приготовлю нам что-нибудь поесть.

— Я не голодна, — произношу быстро.

— Мы не знаем, как долго были без сознания. Ты должна поесть и выпить что-нибудь, или будешь обезвожена.

Айзек начинает доставать продукты из холодильника и выкладывать их на столешницу. Он достаёт стакан, наполняет его водой из-под крана, и протягивает мне. У воды странный цвет.

Я беру его. Как можно есть или пить сейчас? Заставляю себя проглотить воду, потому что он стоит надо мной в ожидании.

Смотрю невидящим взглядом на снег снаружи, в то время как Айзек хлопочет у плиты. Печь газовая и выглядит совершенно новой.

Затем мужчина возвращается к столу, держа две тарелки, каждая из которых с омлетом. Запах вызывает у меня тошноту. Он ставит одну передо мной, и я беру вилку. Оружие у нас есть, его так много: вилки, ножи... можно предположить, что если бы кто-то и вернулся, то не оставил бы нам все эти вещи, с помощью которых мы могли бы напасть на него. Я озвучиваю свои мысли, и Айзек кивает.

— Знаю.

Конечно, он уже думал об этом. Всегда на два шага впереди...

— Твои волосы изменились, — говорит мужчина. — У меня ушла минута, прежде чем я узнал тебя... наверху.

Я таращусь на него. Неужели мы на самом деле говорим о моих волосах? Остро осознаю свою седую прядь. Проверяю, что хорошенько спрятала её за ухом.

— Я отрастила их.

Положить еду в рот, разжевать, проглотить, положить еду в рот, разжевать, проглотить.

Мы больше не говорим о моих волосах. Когда я доедаю, то объявляю, что мне нужно в туалет. И прошу его пойти со мной. Здесь только один туалет, и он в спальне, где я нашла Айзека. Он ждёт за дверью с ножом в руке. Прежде чем мы покинули кухню, Айзек прихватил тот, который больше. Это почти смешно, но не совсем. Большой нож, большая рана. Я выбрала себе нож для стейка. Он прост в обращении и чертовски острый.

Я облегчаюсь и подхожу к раковине, чтобы вымыть руки. Над ней висит зеркало. Смотрю на себя и вздрагиваю. Мои волосы безжизненные и жирные, и эта широкая двух сантиметровая седая прядь, которая появилась, когда мне было двенадцать, выделяется на фоне бледного лица. Я делала всё, чтобы избавиться от неё: закрашивала, отрезала, выдёргивала волосок за волоском. Цвет не становился серым. Я просидела в десятках парикмахерских на протяжении многих лет, и каждый стилист говорил мне то же самое: «В этом нет смысла... она не принимает цвет». Независимо от того, что я делаю, она всегда возвращается, словно упрямый сорняк. В конце концов, я сдалась. Старая часть меня победила.

Открываю воду, она шипит и в течение нескольких секунд напоминает приступ кашля, прежде чем начинает течь слабой коричневой струёй. Я брызгают на лицо и немного пробую. На вкус она противная. Ржавчина и грязь.

Когда я выхожу из ванной, Айзек протягивает мне свой нож мясника. Я должна положить свой нож на пол, чтобы держать его, так как моё запястье повреждено.

— Мне тоже нужно, — говорит он. — Не дай плохим ребятам добраться до нас.

Я улыбаюсь — на самом деле улыбаюсь — когда мужчина закрывает дверь. Его юмор всегда проявляется в самые неожиданные моменты. Не думаю, что когда-либо буду в милости у кого-то.

Когда он выходит, его лицо вымыто, а волосы влажные. Тонкая струйка воды стекает с виска.