— Разве это не очевидно?
Айзек смотрит на меня. Одна секунда, две секунды, три секунды...
— Нет.
— Не понимаю тебя, — произношу я.
— Ты не понимаешь себя, — выдаёт он.
Мы возобновляем наши гляделки. Мой взгляд вопиющий, но его более откровенный. Через минуту он подходит к ящику и открывает его. Я стараюсь не наклоняться вперёд. Стараюсь не задерживать дыхание, но здесь белый ящик с надписью «Для И.К.», выведенной кровью на крышке. Я трепещу от желания узнать, что находится внутри.
Айзек наклоняется. Я слышу нежный шелест бумаги. Когда его рука показывается из ящика, он держит страницу, которая выглядит так, как будто была вырвана из книги. Углы уже впитали кровь.
«Для И.К.»
Пропитанные кровью страницы для И.К.
Кто знал, что Ник называл меня так, кроме самого Ника?
Айзек начинает читать:
— Наказание за её мир было на нём, и он дал ей отдохнуть.
Я протягиваю руку. Хочу увидеть страницу и узнать, кто это написал. Это не Ник. Я знаю его стиль. И не я. Беру окровавленную страницу, стараясь держать пальцы подальше от красных пятен. Я вновь читаю то, что Айзек прочитал вслух. Страница пронумерована 212. Нет названия или имени автора. Я читаю её до конца, но у меня складывается ощущение, что это те слова, которые я должна была увидеть в первую очередь. Айзек вручает мне ещё одну страницу, на этот раз с пятном крови размером с мой кулак, которое расцветает посреди страницы, как цветок. Шрифт отличается, как и размер страницы. Я провожу ею между пальцами. Мне знакомо это чувство — это книга Ника.
«Запутавшаяся».
Айзек толкает ящик ближе к месту, где я сижу, поэтому я в состоянии дотянуться. Все страницы вырваны из переплёта и сложены в четыре ряда. Поднимаю другую страницу. Стиль совпадает с первой книгой, лирический со старомодным чувством к прозе. Есть что-то странное в форме написания, и я знаю, и должна помнить об этом, но не могу. Начинаю вынимать страницы в случайном порядке. Отделяю страницы книги Ника от новой. Я работаю быстро, мои пальцы вынимают и укладывают, вынимают и укладывают. Айзек наблюдает за мной с того места где стоит, прислонившись к стене, руки скрещены, губы поджаты. Знаю, что под его губами скрываются два передних зуба, которые слегка перекрывают друг друга. Не знаю, почему эта мысль прокрадывается ко мне именно сейчас, но, пока я сортирую страницы, то думаю о двух передних зубах Айзека.
Я примерно на середине стопки, когда понимаю, что есть и третья книга. Она моя. Мои пальцы замирают на ярко-белой странице — белая, потому что я сказала издателю, если они издадут книгу на кремовой, я буду судиться с ними за нарушение условий контракта. Три книги. Одна написана для И.К., одна написана для Ника... а третья..? Мои глаза обращаются к неизвестной куче. Кому принадлежит эта книга? И что Смотритель Зоопарка пытается мне сказать? Айзек отталкивается от стены и шагает по направлению к куче, которая принадлежит Нику.
— Мы должны дочитать эту, — говорит он. Моё лицо бледнеет, и я чувствую покалывание в плечах, когда они напрягаются.
Вручаю ему стопку.
— Они не по порядку, и страницы не пронумерованы. Удачи.
Наши пальцы соприкасаются. Мурашки ползут по моим рукам, и я быстро отвожу взгляд.
Мы работаем над тем, чтобы собрать все страницы книг по порядку. Самой длинной ночью, ночью, которая никак не закончится. Хорошо, что мы чем-то заняты, и это удерживает нас от вальсирования по улице безумия, не то, чтобы мы ещё там не были. Эту улицу вы, может, и хотите посетить, но лишь пару раз в своей жизни. У нас снова есть электричество... тепло. Поэтому мы пользуемся этим, чтобы не спать, пальцы порхают над страницами, брови нахмурены от напряжения. Айзек складывает книгу Ника. Я беру на себя две другие — свою и..? Кажется, здесь слишком много страниц для трёх книг. Интересно, обнаружим ли мы четвёртую.
Даже сейчас, когда я проверяю страницы «Запутавшейся» и передаю Айзеку, безымянная книга привлекает моё внимание. На каждой странице есть строчка, притягивающая мой взгляд. Я читаю их, перечитываю. Никто из известных мне авторов не пишет так, но это так знакомо. Чувствую жажду слов этого автора. Даже завидую его способности складывать такие богатые предложения. Первая строка продолжает возвращаться ко мне с каждой последующей, которую я читаю. «Наказание за её мир было на нём, и он дал ей отдохнуть».
Я не замечаю, когда Айзек исчезает из комнаты, чтобы приготовить нам еду. Замечаю это только тогда, когда он возвращается и протягивает мне тарелку супа. Я убираю её в сторону, намереваясь поесть, когда закончу работу, но доктор поднимает тарелку и снова протягивает к моим рукам.