— Ешь, — приказывает он мне. Я не осознаю, как голодна, пока неохотно не помещаю ложку в рот и не проглатываю солёный коричневый бульон. Откладываю ложку в сторону и пью прямо из тарелки, мои глаза всё ещё сканируют стопки, аккуратно сложенные вокруг. Моя нога болит, как и спина, но я не хочу останавливаться. Если я попрошу Айзека помочь мне пересесть, он поймёт, что мне не комфортно и заставит отдохнуть. Я потираю нижнюю часть спины, когда доктор не смотрит, и продолжаю дальше.
— Я знаю, что ты делаешь, — говорит он, и склоняется над грудой страниц.
Смотрю на него с удивлением.
— Что?
— Когда ты думаешь, что я не вижу, я вижу.
Я краснею, и моя рука автоматически тянется к больному месту в мышцах. Опускаю её в последнюю минуту и вместо этого сжимаю руку в кулак. Айзек ухмыляется и качает головой, возвращаясь к своей работе. Я рада, что он не давит на меня. Поднимаю другую страницу. Эта моя. История, которую я написала для Ника. Вместо того чтобы положить её в стопку, я читаю. Банальная истина. Это был мой вызов ему. Первая строка книги начиналась следующим образом:
« Каждый раз, когда ты хочешь вспомнить, что есть любовь, ты ищешь меня » .
Эта строчка задела каждую женщину, которая когда-либо предлагала своё пульсирующее маленькое сердце человеку. Потому что у всех нас есть кто-то, кто напоминает нам о том, как жалит любовь. Эта безответная любовь, которая ускользает сквозь пальцы, как песок. Вторая строка книги немного обескураживает. Именно поэтому их глаза продолжали следовать за следами моих слов. Я сеяла крошки хлеба для катастрофы, которая должна была грянуть.
« Де ржись, нахрен, подальше от меня».
Я написала книгу только потому, что он написал свою для меня. Вполне справедливо. Большинство людей переписываются или разговаривают по телефону, или посылают письма по электронной почте. Мой любимый и я написали друг другу книги. Эй! Вот сто тысяч слов о том «Почему, чёрт возьми, мы разбежались?» В конце концов, это Ник сделал меня калекой, украл мою веру. И, вскоре после того, как я получила судебный приказ против Айзека, решила, что эту историю стоит рассказать.
Когда мы расстались, это был его выбор. Ник любил любить меня. Я была другой, и он ценил это. Думаю, что заставила его чувствовать себя творцом, потому что он не знал, что такое страдать, пока я не вошла в его жизнь. Но Ник меня не понял. Он пытался изменить меня. И это нас уничтожило. А потом Айзек прочитал мне эту книгу, сидя на краю моей больничной кровати, а моя грудь почивала где-то в контейнере медицинских отходов. Внезапно я услышала мысли Ника, видя себя такой, какой он увидел меня, и слышала, как он зовёт меня.
Ник Ниссли был совершенным. Совершенный снаружи, совершенный в недостатках, совершенный во всём, что говорил. Его жизнь была грациозной и его слова были изящно остры во всех смыслах, письменном и разговорном. Но он не подразумевал ни одно из них. И это было самым большим разочарованием. Ниссли был самозванцем, который пытался понять, каково это — жить. И он нашёл меня, когда я смотрела на озеро, и поймал. Потому что меня окутывала пелена тьмы, а Ник отчаянно хотел понять, на что это похоже. На некоторое время я была очарована. Тем, что кто-то, настолько одарённый, был заинтересован во мне. Я думала, что, будучи с ним, заражусь его талантом.
Я всегда ждала его дальнейших действий. Как он поведёт себя с официанткой, которая пролила целую тарелку тыквенного карри на его штаны (он снял их и доел свою еду в боксёрах); или что скажет поклоннице, которая выследила его и постучала в дверь, когда мы занимались сексом (он подписал ей книгу, наполовину высунувшись в дверь с взъерошенными волосами и простынёй, обёрнутой вокруг талии). Ниссли научил меня, как писать просто о жизни, и просто жить. Я даже не могу понять, как влюбилась в него. Возможно, всё произошло, когда он сказал, что у меня Испорченная Кровь. Возможно, несколько дней спустя, когда поняла, что это правда. Но, с того момента, как моё сердце приняло решение любить его, оно решило быстро, и решило за меня.
Видит Бог, я не хотела влюбляться. Это клише — мужчин и женщин, и их социальное обязательство — праздновать любовь. Фотографии бракосочетания вызывали у меня тошноту, особенно, когда были сделаны на железнодорожных путях. Я всегда представляла паровозик Томас, катящийся на них, его улыбающееся голубое лицо, покрытое капельками крови. Я не хотела желать подобных вещей. Любовь была достаточно хороша без трёхслойного, миндального, покрытого глазурью, свадебного торта и сверкающих кровавых алмазов, заключённых в белое золото. Просто любовь. И я любила Ника. Сильно.