Мы заканчиваем наш страничный проект, как мы его называем. В конце концов, у нас собираются четыре стопки и только три книги: моя, Ника и безымянная книга. Четвёртая является самой высокой и наиболее таинственной. Я складываю каждую из них с осторожностью, которая мне свойственна, выравнивая углы, пока ни одна из страниц не выглядывает из-за другой. Проблема заключается в том, что на этих страницах нет ничего. Каждая из них цвета слоновой кости. У меня мелькает мысль о том, что Смотритель Зоопарка хочет, чтобы я написала новую книгу, но Юл Бринер напоминает мне, что моя личная Энни Уилкс не оставила мне ручку (Прим. ред.: речь идёт о книге «Мимзери» (англ.
Misery) — роман
американского писателя Стивена Кинга
, написанный в жанре психологического
триллера
, впервые опубликован в 1987 году
издательством «Viking Press
». В основе сюжета произведения лежат отношения двух героев книги — популярного писателя Пола Шелдона и психопатичной поклонницы Энни Уилкс). Невозможно написать книгу без пера. Интересно, могу ли я реанимировать старую «Бик», которую мы использовали, когда здесь проснулись.
Это символично, как картины, висевшие по всему дому — картины полых воробьёв и носителей смерти. Я смотрю на стопки бумаг, в то время как Айзек делает нам чай. Слышу звон ложки. Слышу, как она стучит по керамической чашке. Бормочу что-то книгам, разложенным вокруг меня, мои губы шевелятся в заклинании. Мы хоть и рассортировали их, но без номеров на страницах, они всё еще в хаосе. Как можно сложить по порядку книгу, которую вы никогда не читали? Или, может быть, в этом суть проекта. Может быть, я должна привнести свой собственный индивидуальный порядок в две книги, которые никогда не читала. В любом случае, я говорю им разобраться самим и поговорить со мной. Голоса были и всегда будут слишком пугающими, чтобы говорить так же громко, как и книги. Вот почему авторы пишут, чтобы передать что-то громкое чернилами. Чтобы выпустить мысли; чтобы тихие, безгласные чувства были услышаны. В этих страницах находятся мысли о том, что Смотритель Зоопарка хочет, чтобы я услышала. Не знаю почему, и мне всё равно, но мне нужно выбраться отсюда. Нужно вытащить отсюда Айзека.
— Хочешь ли ты иметь детей? — спрашивает он меня, пока несёт наш чай в гостиную. Я поражена хаотичности его вопроса. Мы не говорим о нормальных вещах. Наши разговоры в основном о выживании. Моя рука дрожит, когда я беру чашку. Кто может думать о детях в такой ситуации? Два друга, которые просто сидят и болтают о своих жизненных планах? Мне хочется сорвать с себя рубашку и напомнить ему, что он вырезал мою грудь. Напомнить, что мы заключённые. Люди в нашем затруднительном положении не говорят о возможности завести детей. Но всё-таки... потому, что спрашивает Айзек, и потому, что он так много сделал для меня, я позволяю своим мыслям обдумать то, что он сказал.
Как-то в аэропорту Хитроу я видела, как малышка закатила истерику. Старшая сестра забрала iPhone из рук маленькой девочки, когда та пригрозила бросить его на пол. Как и большинство детей, крошечная девочка, которая еле балансировала на ножках, только научившись ходить, выдала громкий, возмущённый ответ. Она завопила, упала на колени и издала ужасный пронзительно-прерывистый крик, который звучал подобно сирене скорой помощи. Он возрастал и падал в бурном крещендо, заставляя людей морщиться. Причитая, она опустилась на пол и лежала на спине лицом вверх, колени согнуты под ней. Я изумлённо наблюдала, как её руки дергаются, чередуя движения, чем-то похожие на плавание на спине и интерпретацию танца бабочки. Лицо исказилось в мучительной гримасе, рот издавал душераздирающие крики, как вдруг она вскочила на ноги и, смеясь, побежала в сторону фонтана в нескольких метрах от неё.
Насколько мне было известно, дети страдают биполярным расстройством. Они злые, непредсказуемые, эмоциональные, наделены голосами-сиренами скорой помощи, косичками, липкими руками и покрытыми остатками еды ртами, которые то улыбаются, то гневно изгибаются, и всё это происходит со скоростью вдоха. Нет, спасибо. Если бы я хотела трёх футового вояку в роли своего хозяина, то наняла бы для этого бешеную обезьяну.
— Нет, — отвечаю я.
Он делает большой глоток. Кивает.
— Я так не думаю.
Жду объяснения, почему он спрашивает, но доктор этого не делает. Через несколько минут до меня доходит — щёлк, щёлк, щёлк — и я чувствую, что меня тошнит. Айзек не ел. Не спал. Мало говорил. Я наблюдала, как он медленно угасает в течение последней недели, ожив только из-за доставки белого ящика. Я вдруг чувствую себя менее разозлённой его неуместным вопросом. Больше обеспокоенной.