Я до сих пор должна использовать костыль, но мне нравится чувство свободы после того, как все эти недели я лежала в постели. Айзек так и не разговаривает со мной. Но солнце вернулось. Оно снова взошло. Мы прекратили использовать электричество, чтобы сохранить топливо в генераторе. Я прочитала всю «Запутавшуюся», но, на удивление, мне не было так больно, как от безымянной книги матери. Я увидела Ника немного по-другому, менее лощённого. Это лучшая работа Ниссли, но я не впечатлена его любовной запиской.
Айзек переносит оставшуюся часть продуктов из колодца под столом наверх. Он заполняет шкафы, холодильник и кладовую. «Так нам не придётся больше спускаться туда», — говорит он мне. У него уходит на это весь день. Затем мужчина возвращает стол на место. Когда доктор идёт в свою комнату, я спускаюсь из карусельной комнаты и прокрадываюсь на кухню. Я до сих пор в лёгкой одежде и мои ноги холодные. Чувствую себя голой без гипса. Прижимаюсь задней частью ног к краю стола и запрыгиваю на него. Отодвигаюсь назад, пока не сижу, со свешанными с края ногами. Мои ноги бегуньи выглядят веретенообразными и слабыми. Шрам бежит, как шов, поперёк моей голени. Я провожу по нему кончиком пальца. Начинаю выглядеть как сшитая кукла Эмо. Не хватает только пуговиц вместо глаз. Тянусь вверх, скользя рукой в отверстие в верхней части моего халата, дотрагиваясь пальцами до кожи на груди. И здесь шрамы. Уродливые. Я привыкла к тому, что изуродована. Кажется, что часть меня изъята, съедена болезнью, отрублена, раскроена на две части.
Интересно, когда уже моё тело устанет от этого и просто сдастся.
Я никогда не смогу бегать, как раньше. Я прихрамываю. И не сказала Айзеку, что моя нога постоянно ноет. Мне это нравится.
На кухне темно. Я не включаю свет, чтобы Айзек не знал, что я здесь. Если он пытается избегать меня, я помогу ему. Но когда поднимаю взгляд, то вижу, что он стоит в дверях и наблюдает за мной. Мы смотрим друг на друга в течение долгого времени. Я чувствую беспокойство. Похоже, что у него есть что сказать. Думаю, что Айзек пришёл, чтобы выяснить ещё немного, но потом вижу что-то ещё в его глазах.
Он идёт ко мне. Один... два... три... четыре шага.
Айзек останавливается перед моими коленями. Мои волосы спутаны и непослушны. Я не помню, когда в последний раз прикасалась к ним. Они отрасли, прикрывая место, где раньше была грудь. Теперь они своего рода шаль, покрывающая верхнюю часть тела, так что, даже когда я голая, то не могу себя видеть. Я даже не потрудилась скрыть за ухом свою белую прядь, как делаю обычно при Айзеке. Она свисает перед моими глазами, частично заслоняя мне вид.
Айзек убирает мои волосы через плечо, и я невольно вздрагиваю. Затем он кладёт руки мне на колени. Их тепло жалит. Толкает их в стороны, раздвигая, и делает шаг вперёд, пока не стоит между ними. Он наклоняет голову, и наши рты почти соприкасаются. Почти. Пальцы обеих моих рук растопырены на столе позади меня, удерживая. Я чувствую прорези, которые оставила на столе. Резные фигурки, которые Айзек помог мне сделать. Он не целует меня. Мы никогда не говорили о том поцелуе, который разделили, когда думали, что умираем. Он дышит мне в рот, а его руки поднимаются вверх по моим бёдрам. Его руки как тёплая вода, омывающая мою кожу. Я покрываюсь мурашками. Мой халат задран к верхней части моих бёдер. Когда его ладони оставляют мои ноги, хочется кричать: «Нет! Я хочу ещё тепла», — но он захватывает полы моего халата и, потянув, открывает его, оголяя грудь. Мне холодно. Я цепенею. Айзек дотрагивается до моих шрамов. Моей бесплодной женственности. Замороженная... замороженная... замороженная... и затем я ломаюсь.
Я задыхаюсь и хватаю его за руки, толкая их прочь.
— Что ты делаешь?
Айзек не отвечает. Он поднимает руки к моей шее. Где бы он ни касался меня, я ощущаю тепло. Отклоняю голову назад, и его пальцы обводят мою челюсть.
— То, чего я хочу, — говорит он.
Я поворачиваю голову влево, пытаясь отстраниться от него, но Айзек запускает руку в мои волосы на затылке и покрывает поцелуями шею, пока я не начинаю дрожать. Я в невыгодном положении. Одной рукой стараюсь поддерживать себя, а другой удержать его от себя. В конце концов, моя рука выскальзывает из-под меня, и мы падаем на стол.
Айзек целует меня. Его поцелуй сначала жёсткий, будто он зол, но, когда я прикасаюсь к его лицу, мужчина смягчается. Когда он медленно скользит своими губами по моим, а его язык проникает в мой рот и обратно, я расслабляюсь. Мои ноги отрываются от стола и обхватывают его за талию. Тепло; тепло на внутренней части моих ног, тепло во рту, тепло зажато между моих ног. Айзек наклоняется и тянет мой халат, открывая себе путь. Я поднимаю руки, чтобы освободиться от халата и обнимаю его. Потом он перекатывает меня, так что я оказываюсь сверху. Я сажусь, и он поднимает меня за талию, пока я не соприкасаюсь с его эрекцией. Он здесь и прикасается ко мне. Всё, что нужно сделать — опуститься вниз, и Айзек будет внутри меня. И я хочу, чтобы он был. Потому что мне нужно трогать и быть тронутой.