Но Айзек не спешит. Он продолжает удерживать меня за талию. Думает о своей жене. Я думаю о его жене. Собираюсь сказать ему: «Забудь об этом», когда мужчина резко отпускает хватку на моей талии. Без замешательства, и без предупреждения, я опускаюсь на него. Из меня вырывается стон, громкий. Это стон, я вас уверяю. Одну минуту я была пуста, и в следующую — наполнена. Глубокая, медленная паника. Он не принадлежит мне. Что я делаю? Я пытаюсь подняться с него, но Айзек хватает меня за запястья и разворачивается, прижав к столу. Медленно целует, прикасаясь обеими руками к моему лицу, всё время медленно двигаясь внутри меня.
— Я хочу быть с тобой, — шепчет он мне в рот. — Прекрати.
И я прекращаю. Позволяю ему целовать, и гладить, и трогать, и не борюсь с ним. У нас был секс только один раз; в дождь, на карусели, и я сверху. Теперь всё ощущается не как секс. Это нечто более интимное. Никогда не занималась этим так, как сейчас. Ни с кем. Даже ни с Ником. Никогда не зарывалась пальцами в волосы мужчины и самозабвенно не стонала и не желала, чтобы он был так глубоко, как только может, потому что всё это ощущалось более реальным. И мужчина никогда не утыкался лицом в мою шею и не стонал так, как будто каждое движение внутри меня стоит этого.
Но мы здесь, на столе, двигаемся вместе и занимаемся тем видом секса, который душит, и одновременно является нежным и грубым. Айзек дотрагивается до меня везде. Его пальцы скользят по моей груди, спине и бёдрам. От этого я чувствую себя красивой, а не уродством, в которое меня превратила жизнь. Когда Айзек находится во мне, я забываю обо всём. Забываю, что я пленник, и что кости сломаны, и что мы чуть не умерли. Забываю, что у него кто-то есть. Забываю, что меня изнасиловали, и что у меня нет груди. Забываю, что я всю жизнь тяжело боролась за то, чтобы ничего не чувствовать. Айзек занимается любовью со мной, и всё, что я чувствую прямо в этот момент — что я чего-то стою.
Айзек несёт меня на кровать и опускает на матрац. Я чувствую его влажность на своём бедре, пока он забирается в постель и ложится рядом со мной. «Обними меня», — молча прошу я. Это лишь слова в моей голове, но Айзек приближается и обнимает меня. Я закрываю глаза.
Пим - пам, пим - пам...
Страх лёгким шагом танцует вокруг меня. Он обольстительно шепчет мне в ухо. Мы влюблены, страх и я. Он позвал меня, и я позволяю ему войти.
Прочь. Говорю я ему. Пусти, позволь мне уйти, позвольте мне уйти, дай мне уйти.
— Солги мне, Айзек.
Кончики его пальцев рисуют причудливый узор на моём плече.
— Я не люблю тебя.
Он не видит моё лицо, но оно искажается: ресницы, губы, линии морщин на лбу.
— Расскажи мне правду, Сенна.
— Не знаю, как, — выдыхаю я.
— Тогда солги мне.
— Я не люблю тебя, — заявляю ему. Я тону под тяжестью сказанного.
Айзек обнимает меня сзади, а потом нависает надо мной, его локти упираются по обе стороны от моей головы.
— Истина для ума, — говорит он, — ложь для сердца. Так что давай просто будем лгать.
Я целую человека, которому лгу. Он целует меня искренне. Я освобождена.
Через два дня Айзек заболевает. Это болезнь, которая пугает меня. Сначала, когда я спрашиваю, он говорит, что ничего серьёзного. Но теперь крошечные капельки пота собираются у него на лбу и над верхней губой, как конденсат. Я прищуриваю глаза, наблюдая за ним, пока мы едим. Мужчина явно заставляет себя есть. Его кожа выглядит как воск: блестящая и бесцветная.
— Хорошо, доктор, — говорю я, откладывая вилку. — Определи диагноз и скажите мне, что делать.
Я стараюсь шутить, но что-то во мне говорит, что дела плохи. У нас больше нет никаких антибиотиков. На самом деле у нас нет ничего. Чуть раньше я проверила наши запасы: пара тюбиков мази от ожогов и слишком много бинтов и спиртовых салфеток. Мы пытались сохранить энергию и использовали поленья из колодца, но и их становится всё меньше и меньше. Я вдруг понимаю, что слишком долго жду ответа от Айзека. Он уткнулся в свою тарелку, на самом деле не видя ничего.