Делаю это снова. Второй раз не так удачно как в первый; вода вытекает через края рта и течёт по его лицу, он кашляет, но я продолжаю пробовать. Когда Айзек принимает с рюмку растаявшего льда, я скатываюсь с него и ложусь, глядя в потолок. После того, как я провела часы не в силах сделать хоть что-то, это кажется достижением. Одно из самых эпичных достижений. Раньше, когда я заканчивала книгу, то была удовлетворена. Если я оказывалась в списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», то была удовлетворена. Если они снимали фильм по моему бестселлеру, я действительно была удовлетворена. Теперь, когда мужчина, с которым я похищена, делает глоток воды, я готова носиться по комнате в победном танце.
Мои конечности и мозг вялые. Повторяю процесс каждые двадцать минут. Если я пытаюсь слишком часто, он начинает задыхаться. Я так боюсь, что сердце Айзека остановится, поэтому держу ладонь прижатой к его груди и чувствую ленивый глухой стук.
— Поддерживай в нём жизнь, — говорю я. — Продолжай биться.
Уф. Мои слёзные протоки пылают. Я тру кулаками глаза, как ребёнок. Мне нужно снова наполнить воду в чашке. Я могла бы проскользнуть в ванную из-за угла, но вода из крана коричневого цвета и на вкус, как медь. Айзек и я обычно пьём снег. Мой рот сухой, а горло саднит. Я не хотела пить воду из чашки. Не хочу оставлять его, но мне нужно попить, облегчится и принести ещё снега, поэтому я слезаю с кровати.
Спускаюсь вниз по лестнице, схватив свою куртку с перил. Резиновые сапоги Айзека у входной двери. Я проскальзываю в них и тащусь на кухню, чтобы захватить кувшин для снега. Кувшин под раковиной. Наклоняюсь вниз, чтобы достать. Когда я выпрямляюсь, то смотрю в окно, чтобы оценить метель. Вот тогда я и вижу его.
Смотритель Зоопарка выманивает меня на улицу в метель. Я знала, в конце концов, он придёт. Никто не устраивает подобное шоу, не ожидая аплодисментов. Я вижу его из окна кухни — тёмная тень на белом снегу. Он стоит лицом ко мне, но снег и ветер создают завесу из холодного хаоса. Это как смотреть на зернистую картинку в телевизоре. Он стоит там, по крайней мере, минуту, пока не убеждается, что я его вижу. Затем поворачивается и идёт к обрыву. Мои руки с силой цепляются за край раковины, пока запястья не начинают болеть от давления. У меня нет выбора, кроме как пойти туда и следовать за ним.
Айзек без сознания, его тело перегревается. Я оставляю кувшин на столе, кладу ингалятор в карман, а затем беру нож. Тот, маленький, который он оставил мне в первый день, когда я проснулась в этом аду. Это подарок. Я хочу поблагодарить его за это. Убираю его в карман и выхожу наружу, поворачивая вправо. Пять шагов по снегу, и моя нога начинает болеть. Я дрожу, и из моего носа течёт. Оглядываюсь назад на кухонное окно, боясь, что Айзек проснётся и позовёт меня. Что, если его сердце остановится, пока меня нет? Отталкиваю эти мысли и сосредотачиваюсь на своей боли. Боль проведёт меня до конца, боль поможет мне сосредоточиться.
Всё, что я вижу — его спину; силуэт на фоне белого, белого снега. Чёрное пальто обтягивает узкие плечи и свисает до колен. Он приближается к обрыву, когда я иду к нему. Если он окажется достаточно близко, может я смогу столкнуть его и наблюдать, как тот разобьётся на дне. Я смотрю в сторону, откуда он пришёл: в поисках автомобиля, другого человека, прорези в заборе, откуда он мог бы проскочить. Ничего. Мои ноги хотят остановиться, когда я в нескольких футах от него. Тяжело, наконец, увидеть своего захватчика. Я боюсь. Боюсь, что только сросшаяся кость в ноге треснет, пока я изо всех сил преодолеваю несколько ярдов по снегу. Делаю последний шаг и оказываюсь рядом с ним. Я не вижу. Мой капюшон обёрнут вокруг лица, поэтому я не вижу ничего ни слева, ни справа, если не поворачиваю голову. Снег падает в пропасть перед нами. Тяжёлые и плотные хлопья. Они падают быстро. Нож извлечён из кармана, лезвие направлено на тело слева от меня.
— Почему? — спрашиваю я.
Снег попадает в глаза, рот и нос, пока я не чувствую, что могу подавиться.
Но ответа нет, и я поворачиваюсь лицом к похитителю, готовая вонзить нож ему в горло.
Ей в горло.
Роняю нож и, спотыкаясь, пячусь назад. Я чуть не падаю, но она протягивает руку и ловит меня.
Я кричу и вырываюсь из её рук.
— Не трогай меня!
Моя нога. Боже , моя нога. Так больно.
— Не прикасайся ко мне, — произношу я ещё раз. На этот раз спокойнее.
Я начинаю плакать. Чувствую себя маленьким ребёнком, таким запутанным, таким потерянным. Мне надо сесть и обдумать всё это.