— Почему я прекратила кричать? — спрашиваю я её. Мой голос совершенно спокоен. Я не могу всё вспомнить. Только отрывки: запахи, звуки и подавляющие эмоции, из-за которых я чувствовала, что могу взорваться.
— Айзек.
При звуке его имени меня сотрясает дрожь.
— О чём ты говоришь?
— Я позвала Айзека, — повторяет она. — И он пришёл.
— О, Боже, о, Боже, о, Боже. — Я сгибаюсь, обнимая себя. Я вспомнила. Я падала и теперь, наконец, упала на землю.
В голове проносятся вспышки видений, он заходит в комнату и ложиться в кровать позади меня. Его руки обнимают меня, пока я не перестаю кричать.
Я всхлипываю. Это некрасивый, гортанный звук.
— Почему я забыла всё это? — я до сих пор отношусь к ней, как к своему психологу; задаю вопросы, будто она достаточно здравомыслящая, чтобы знать ответы. Она твой Смотритель Зоопарка. Она пыталась убить тебя.
— Такое бывает. Мы забываем вещи, которррые угрррожают сломать нас. Это лучший механизм защиты мозга.
Мне трудно дышать.
— Для тебя всё это эксперимент. Ты воспользовалась своим положением. Использовала всё, о чём я с тобой говорила.
Весь мой боевой настрой испарился. Мне просто нужны ответы, а затем я могу уйти отсюда. Убраться отсюда, но куда? «Домой», — говорю я себе. Во что бы ни стало.
— Помнишь, о чём ты меня спросила на нашем последнем сеансе? — я смотрю на неё пустым взглядом. — Ты спросила: «Если Бог существует, то почему он позволяет, чтобы с людьми случались ужасные вещи?»
Я помню.
— Свободная воля порождает плохие решения; решение вести в пьяном состоянии и убить чужого ребёнка. Решение об убийстве. Решение выбирать, кого мы любим, с кем хотим провести нашу жизнь. Если бы Бог не позволял случаться ничему плохому, то он должен был бы забрать у людей свободу воли. Он стал бы диктатором, а мы были бы его марионетками.
— Зачем ты говоришь о Боге? Я хочу поговорить о том, что ты сделала со мной!
Вдруг я понимаю. Сапфира заперла меня в доме с Айзеком, мужчиной, который, как она верила, стал моим оплотом и спасением, она контролировала лекарства, пропитание, чтобы мы видели, как мы это видели, всё это было её экспериментом со свободной волей. Она стала Богом. Как-то во время одной из наших встреч женщина сказала: «Представь, что ты строишь на краю утёса, испытывая не только страх падения, а страх от возможности броситься вниз. Ничто не удерживает тебя, и ты испытываешь свободу».
Утёс! Почему я этого не видела?
— Знаешь, сколько в мире таких людей как ты? Я слышу об этом каждый день: боль, печаль, сожаление. Ты хотела второй шанс. Поэтому я дала его тебе. Я дала тебе человека, не которого ты хотела, а который был тебе нужен.
Я не знаю, что сказать. Мои десять минут почти закончились.
— Не преподноси всё так, будто сделала это для меня. Ты больна. Ты...
— Это ты больна, моя дорррогая, — прерывает она меня. — Ты подвергалась саморазрушению. Была готова умереть. Я просто дала тебе перспективу. Помогла увидеть правду.
— Какую правду?
— Айзек твоя правда. Ты была слишком ослеплена прошлым, чтобы увидеть это.
Я задыхаюсь. Мой рот открыт, пока я смотрю на неё.
— Айзек женат. У него ребёнок. Ты думаешь, что заботишься о нас, но ты причинила зло ему. Заставили страдать без всякой причины. Он чуть не умер!
Детектив Гаррисон выбрал именно этот момент, чтобы вернуться. Мне нужно больше времени с ней наедине. Мне нужно больше ответов, но я знаю, что моё время истекло. Он ведёт меня к двери, держа за локоть. Я оборачиваюсь посмотреть на Сапфиру. Она спокойно смотрит в пространство перед собой.
— Он бы тоже умер без тебя, — произносит женщина, прежде чем дверь закрывается. Я хочу спросить, что она имеет в виду, но дверь захлопывается. И это последний раз, когда я вижу Сапфиру Элгин живой.
Детектив Гаррисон добродушный. Но, думаю, этот случай выше его компетенции. Он не уверен, что со мной делать, поэтому пытается накормить пончиками и бутербродами. Я не ем ничего, но ценю его внимание. Со мной в комнате ещё шесть человек; двое из них прислонились к стене, остальные сидят. Я даю показания. Рассказываю в диктофон, на что были похожи последние четырнадцать месяцев; каждый день, каждое чувство голода, каждый раз, когда я думала, что один из нас умрёт. Когда я заканчиваю, в комнате воцаряется тишина. Детектив Гаррисон первым издаёт звук, откашлявшись. Вот тогда я осмеливаюсь спросить об Айзеке. До сих пор мне было слишком страшно. Мне больно даже думать о нём. А когда кто-то говорит о нём вслух… это ощущается так неправильно. Он был со мной всё это время. Теперь его нет.