Владимир Нефф
Испорченная кровь
Vladimír Neff
Zlá krev
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
Роман «Испорченная кровь» — третья часть эпопеи Владимира Неффа (род. в 1909 г.) об исторических судьбах чешской буржуазии (первые две книги «Браки по расчету» и «Императорские фиалки» уже вышли в издательстве «Художественная литература»).
В новом романе, время действия которого датируется 1880–1890 годами, писатель подводит некоторые итоги пройденного его героями пути. Так, гибнет Недобыл — наиболее яркий представитель некогда могущественной чешской буржуазии, гибнет нелепо, во время пожара, затоптанный лошадьми, гибнет одинокий, ненавидимый не только рабочими, но я семьей. Дело его жизни проиграно, никто не заменит его, никто не придет ему на смену.
Переживает агонию и когда-то процветавшая фирма коммерсанта Борна. Кончает самоубийством старший сын этого видного «патриота» — Миша, ставший полицейским доносчиком и шпионом; в семье Борна, так же как и в семье Недобыла, ощутимо дает себя знать распад, вырождение.
Зато в полную силу заявляет о себе в этом романе чешский пролетариат. Сын Матея Пецольда, героя «Браков но расчету», погибшего по вине Недобыла и Борна, Карел Пецольд сознательно и настойчиво выступает против бесправия и угнетения трудящихся. Писатель умело показывает, как идеи классовой борьбы, подхваченные массами, становятся реальной силой.
Много жертв уже принесено рабочим классом, но многие лишения еще впереди; Карел, так же как уже известный нам по первым двум книгам журналист Гафнер, понимает, что им не доведется увидеть торжество своего дела. Но будущее за ними. Об этом внушительно свидетельствует празднование Первого мая 1890 года во всех странах Европы.
Владимир Нефф, верный своему принципу, и в третьей книге соразмеряет судьбы отдельных людей с масштабами истории, и напротив — исторические повороты всегда преломляются у него в частных судьбах. Писатель воссоздает достоверную и динамичную картину общественной жизни последних десятилетий XIX века — Промышленную выставку 1890 года, символизировавшую успехи чешской промышленности и сельского хозяйства, и ажиотаж вокруг нее; борьбу политических партий, возникновение бурных студенческих движений, рождение рабочих организаций, рост рабочей солидарности и т. д.
Читателя увлекает своеобразная манера автора, изящество слога и тонкая ирония, неизменно присутствующая в романе.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
УПАДОК ГРЮНДЕРОВ
Г л а в а п е р в а я
МЕРКУРЬЕВ ДЕНЬ
Выстроят дом в пять этажей — внушительное здание со множеством окон и дверей словно из-под земли выросло. Постройка почти готова, как вдруг — бац! — оседает злосчастный фундамент, стены валятся, как картонные, и все величавое здание рушится со страшным грохотом, превращается в развалины, в ничто, погребая под собою своих строителей и являя предостерегающий пример недопустимого легкомыслия и преступных махинаций.
1
Дня четырнадцатого января года тысяча восемьсот восьмидесятого, в среду, — а для нас небезынтересно вспомнить, что латиняне посвятили среду, этот средний, самый будничный день недели, Меркурию, богу торговли и мошенничества, — итак, в среду, перед самыми сумерками и незадолго до того, как в салоне Ганы Борновой, супруги владельца галантерейного магазина на Пршикопах, начался один из традиционных музыкальных вечеров, на Жижкове обвалился дом.
Это была новостройка из тех, что стремительным, как тогда говорили, американским темпом вырастали в самом молодом пражском предместье, четырьмя годами раньше обретшем самостоятельность, отпочковавшись от родных Королевских Виноград, — четырехэтажное жилье для бедняков, маленькие квартирки, разделенные стенами в полкирпича. Дом этот как бы продолжал собою улицу Вавржинца из Бржезовой, наполовину уже застроенную; он строился на краю небольшого заброшенного виноградника, в казенных книгах значившегося под названием Девичий косогор, а в народе — Девичка. Дом стоял уже под крышей, мокрый, холодный, пропитанный сыростью, и только каменщики меланхолически насвистывали в нем; в тот предвечерний час картина была такой мирной, что, когда в одном из окон, зиявших чернотой за балками лесов, раздалось вдруг несколько глухих ударов, похожих на выстрелы, и вслед за ними — вопль смертельного ужаса, возчик экспедитора Недобыла, как раз подъезжавший с подводой старого кирпича, придержал лошадей и поглядел совсем в другую сторону, в сторону уже заселенных домов, вообразив, что кого-то убивают; а убивают ведь там, где люди уже живут, а не там, где когда-нибудь будут жить.