«Я знаю свой долг!» — сказал он себе и, сложив газету и простившись с Ганой, ушел, как обычно, в магазин.
3
Ореол вдохновения, венчавший Борна, когда вершились самые успешные и счастливые дела его жизни, сейчас ярко сиял на его челе. Отперев магазин, он тотчас направился к себе в кабинет, и на лице его было такое выражение воинственной предприимчивости, что служащие, которые всегда все замечали, единодушно решили: старика опять забрало! И Борна в самом деле забрало. Быстрыми нервными движениями пера он написал следующую телеграмму в адрес владельца ресторана в Хухлях, Штулика, который поддерживал с ним торговые связи и был еще должен Борну изрядную сумму за последнюю партию стекла и фарфора.
«Резервируйте для меня на весь день маленький столик поблизости столов ожидаемых гостей, Борн». Надо ли объяснить, что под «ожидаемыми гостями» разумелись бурши? Борн, стало быть, хотел занять стратегическую позицию вблизи трехцветных провокаторов, иначе говоря, он желал кинуться в водоворот событий. Потом он вызвал ученика Енду, проворного всезнайку, который совал нос всюду, и велел ему отнести телеграмму на почту, не сомневаясь, что Енда должным образом оповестит о содержании телеграммы весь персонал. Борн не ошибся: через полчаса, когда он вышел из кабинета и начал обход торговых помещений, все уже знали, что задумал шеф, и глядели на него с почтительным удивлением: «Старый черт, а лезет в драку!» А Борн, неторопливо обходя помещения, рассматривал своих служащих, оценивая их с совсем новой и необычной точки зрения: его не интересовало сейчас усердие и торговые способности, его интересовал возраст, сложение, мускулатура.
Проходя через двор в заднее крыло, в отделение холодильников, стиральных и швейных машин, Борн столкнулся с упаковщиком Негерой, который нес в руках увесистый ящик с надписью: «Не кантовать — стекло!» Негера был приземистый детина с простодушным лицом, разделенным горизонтально торчащими, жесткими как проволока усами на две неравные части — верхнюю большую и меньшую нижнюю. Голова у него была небольшая и узкая, зато шея на редкость широкая, так что голова вместе с шеей походила на конус, как-то неожиданно выросший прямо на широких плечах. «Он-то мне и нужен», — подумал Борн, но, прежде чем сказать решающее слово, еще осведомился:
— Почему вы не положите ящик на тележку, пан Негера, зачем таскаете на руках, как младенца?
— Да он же легонький, хозяин, — отозвался Негера, балансируя на одной ноге, а другой открывая дверь в экспедицию.
Да, такой человек и был нужен в данный момент. Борн вызвал Негеру к себе в кабинет и посвятил в свой замысел — отправиться в Хухли, на «встречу добрых чехов», причем Негера будет телохранителем своего шефа.
Негера пришел в восторг.
— А я-то, хозяин, как раз думаю: чего бы только я не дал, чтобы быть там и отшлифовать этим сопливым буршам ихние немецкие хари, — сказал он, сжимая и разжимая свои черные, лопатовидные, натруженные ручищи.
Борн, обрадованный таким проявлениям патриотизма, объяснил Негере, что вовсе не желает от него каких-либо насильственных действий, если только сами бурши его на это не спровоцируют. Потом он дал ему свое канотье и черную шерстяную куртку, которую держал в кабинете на случай, если бы, промокнув под дождем, нужно было переодеться; сам Борн в черном сюртуке безупречного покроя и с цилиндром на голове уселся с Негерой в извозчичью пролетку, за которой послал Енду, и, провожаемый восхищенными и одобрительными взглядами своих служащих, тронулся в путь.
4
Вскорости Борн увидел, что, видимо, сплоховал, взяв в телохранители столь темпераментную личность, как Негера. Упаковщик, сидевший на козлах, рядом с кучером, сначала вел себя прилично, смущенный присутствием шефа, но по пути постепенно освоился, стал вертеться на козлах, напряженность, с какой он держал свою широкую спину, ослабела; Негера то и дело оглядывался, скалил крупные неровные зубы, а когда коляска миновала Цепной мост и Уезд, он уже до того осмелел, что начал жестикулировать и окликать прохожих: «Глянь-ка, шляпа, как мы важно катим!», или: «Привет, старикашка, куда прешься?» — и тому подобное, так что Борну, чтобы угомонить его, пришлось постучать тросточкой по плечу Негеры и нахмурить брови.