— Я готов дать вам удовлетворение, — молвил он, с радостью ощущая, как симпатии чехов, напряженно следивших за этой сценой, тянутся к нему со всех сторон, словно незримые дружеские руки, чтобы похлопать его по плечу, погладить, поддержать его, — я готов дать вам удовлетворение, сударь, но не ранее, чем вы и ваши приверженцы по корпорации дадут удовлетворение нам, чехам, за бесчисленные оскорбления, издевательства и произвол, которые вы трусливо творите над нами под защитой полицейских сабель.
— Итак, вы не хотите драться со мной? — пролаял Вольф.
— Я сообщил вам свои условия.
— Ничего другого нельзя было ожидать от чешского хама! — вскричал бурш и размахнулся, чтобы дать пощечину Борну. Но раздался странный сухой звук — и занесенная рука бурша застыла, схваченная у запястья страшной черной дланью Негеры. Тот вывернул руку Вольфа так, что в локте хрустнуло, испытанным приемом подхватил бурша за шиворот и штаны, безо всякого усилия поднял над головой, пронес, как ребенка, через толпу ликующих чехов прямехонько к ограде и там с высоты двух человеческих ростов бросил беспомощно барахтавшегося немца на каменистую землю, окружавшую замшелые стены часовни. Затем Негера сорвал с ближайшего столика мраморную доску, ничуть не смущаясь тем, что столик был уставлен посудой, и кинулся защищать своего шефа, в которого со всех сторон полетели пивные кружки разъяренных буршей.
Так сорвалось стратегическое намерение немцев вести себя сдержанно и тихо, чтобы до прибытия полицейского подкрепления из Праги не спровоцировать чехов на насильственные действия. Не лишен интереса тот факт, что поводом для взрыва была отнюдь не грубость или высокомерие, а, наоборот, учтивость Вольфа: такова уж, скажем еще раз, жизнь со всеми ее неожиданностями.
В то же — или примерно в то же — время трехцветные кавалеры, сопровождавшие обеих злополучных жен германских делегатов, сбросили в канаву извозчика, который, по их мнению, ехал слишком медленно, и, нахлестывая взмыленных лошадей, бешеным аллюром мчались к окраинным улицам Смихове. Надо отдать им справедливость, они делали все, что могли, но лети они даже по воздуху со скоростью пули, им не удалось бы вовремя послать помощь своим соплеменникам в Хухлях, потому что побоище в ресторане вспыхнуло с неслыханным ожесточением. Как только раздался воинственный рев, народ, окружавший ресторан, и прежде всего «скальники», черной волной хлынули по косогору к террасе и форсировали каменную ограду. Швыряя стаканы, подносы, тарелки в наступающих чехов, ряды которых густели с каждой минутой, бомбардируя их пустыми и полными бутылками, молотя палками передние шеренги противника, укрываясь за столами, которые они волокли за собой, бурши поспешно отступили к колоннаде и там, при помощи присоединившихся к ним оркестрантов, с быстротой, свидетельствовавшей не только о критическом положении, но и о большом опыте в таких делах, соорудили из стульев, столов, досок помоста и музыкальных инструментов импровизированную баррикаду, достаточно прочную, чтобы защитить их от града камней, бокалов, пивных кружек и даже каменных декоративных ваз, которые буйная толпа срывала с балюстрады, используя как снаряды крупного калибра.
Левой рукой вырывая себе усы, а правой — седины, ресторатор Штулик, обезумевший от страха и горя, выскочил из кухни в самую свалку, наивно надеясь образумить дерущихся, но не успел он воскликнуть: «Господа, Христом-богом заклинаю…» — как кто-то по ошибке сбил его с ног, и он свалился, скрывшись под грудой тел. Поделом ему, пострадал по собственной глупости, ибо, попытайся он угомонить рой разъяренных шершней, он имел бы не более надежды на успех.
Зато супруга Штулика проявила в эти роковые минуты потрясающее хладнокровие. Как только первая кружка пролетела по воздуху, эта замечательная дама, не тратя ни секунды на возгласы и причитания, начала с помощью кухарки проворно собирать посуду — кухонную и столовую, металлическую, стеклянную и фарфоровую, все, от сковородок и чайников до крохотных водочных рюмок, и со всей возможной быстротой уносить все это в пивной погреб. Поджав губы, строго нахмурив лоб, она действовала деловито, точно, быстро и только один раз остановилась, потому что ей пришла в голову такая страшная мысль, что она пошатнулась и простонала: