Я только что трахал Брианну. Что, блядь, случилось…
— Нико, черт, успокойся, чувак, — говорит знакомый голос, хотя звучит он так, будто находится на другом конце туннеля.
— Что происходит? — спрашиваю я, когда темнота начинает исчезать, уступая место слепящему свету, от которого слезятся глаза.
— Тебе нужно успокоиться. Сядь поудобнее, хорошо?
Теплая рука ложится мне на плечо, а затем меня снова укладывают на что-то мягкое.
— Где я? Что происходит? — Но когда я снова задаю этот вопрос, мое зрение начинает проясняться.
Белые простыни, укрывающие мои ноги, — первое, что я замечаю, прежде чем осознаю, что нахожусь не в своей постели.
Трубка в тыльной стороне моей руки — вторая подсказка, что что-то не так.
А потом я наконец поднимаю глаза и обнаруживаю, что нахожусь посреди чертовой больничной палаты.
Паника накатывает на меня, как тогда, когда я только пришел в себя, но я не могу понять, почему.
Я ничего не помню, как и то, почему я здесь.
Но что-то не так. Очень, блядь, неправильно.
— Просто дыши, Нико, — снова говорит знакомый голос. Но несмотря на то, что он мне знаком, он отличается от того, к чему я привык. Он… мягче.
Когда я поворачиваю голову в сторону, боль пронзает мою шею.
Но я быстро забываю об этом, когда смотрю на того, кто стоит рядом со мной и выглядит более обеспокоенным, чем я когда-либо его видел.
— Деймон? — шепчу я.
— Хорошо, что ты снова с нами, парень.
— С-с в-вами? — Я заикаюсь, пока он не отводит подбородок в другой конец комнаты, и когда я медленно поворачиваюсь, у меня перехватывает дыхание при виде моей сестры, свернувшейся калачиком на временной кровати в углу.
— Она отказывается уходить с тех пор, как тебя привезли. Она до смерти боится, что ты тоже собирался ее бросить.
Боль в шее меркнет по сравнению с болью в груди, когда Деймон признается мне в этом.
— Черт. Нет. Никогда. Я бы не стал, — утверждаю я, хотя понятия не имею, насколько правдивы эти слова. Я даже не знаю, почему я здесь. Все, что я знаю, — это то, что мне чертовски больно.
— Я знаю, — уверенно говорит он. — Я ей так и сказал.
В моей голове проносится миллион и одна вещь, от которой я действительно мог бы сейчас избавиться. Самая очевидная — это то, что мне действительно не нужно быть на гребаной больничной койке.
— Тебе что-нибудь нужно? — спрашивает он.
Мой взгляд останавливается на кувшине с водой и пустом стакане на столе справа от меня.
— Выпить.
Протянув руку, он наливает мне стакан, вставляет в него соломинку и подносит к моему рту.
В его темных глазах блестит что-то похожее на веселье, и это заставляет огонь лизать мои внутренности.
— Знаешь, тебе не нужно так уж сильно наслаждаться этим, — простонал я. Теперь, когда мне пообещали облегчение от прохладной воды, мое горло стало чертовски сухим.
Ухмылка дергается на его губах, но он ничего не говорит. Вместо этого он просто подносит соломинку к моим губам, побуждая меня пить.
Я делаю несколько глотков, но останавливаюсь, как только напиток попадает в желудок, потому что от него мне хочется блевать.
Поставив чашку обратно на стол, он подтаскивает стул поближе и садится рядом со мной.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он, снова проявляя беспокойство и морща лоб. Мне это чертовски не нравится.
— Как будто меня сбил автобус, — признаюсь я. — Неужели это так? — спрашиваю я, искренне удивляясь.
— Нет. Ты не помнишь?
Закрыв глаза, я пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь, что произошло до того, как я очнулся здесь.
Стейк. Я помню, как ел стейк. И пил любимое папино виски.
Боль пронзает мою грудь при одной мысли о нем. Почему я не могу вспомнить события, предшествовавшие появлению здесь, а горе, поглотившее меня с той ночи, когда умер отец, все еще здесь и так же гнетуще, как и прежде?
— Нет, — говорю я, закрывая глаза и откидывая голову назад.
Никому — особенно гребаному бойфренду моей сестры — не нужно сейчас видеть убитый горем взгляд в моих глазах.
Не зря я так долго запиралась в своей квартире. Чтобы никто из них не видел, в каком я состоянии. Здесь же у них будет полный доступ к катастрофе, в которую я превратился.
— Понятия не имею.
— Нико, — тихо произносит Деймон, и я приоткрываю глаза, чувствуя, что он собирается сказать что-то важное, но прежде чем слова покидают его уста, дверь позади него открывается, и в комнату проскальзывает знакомая медсестра.
— Нико Чирилло, ну и видок у тебя! — Дженис, ужасная медсестра, которая, похоже, всегда имеет несчастье лечить нас, подходит к моей кровати. — Мне казалось, я уже говорила вам, что не хочу больше видеть вас здесь.