— О, черт, — ворчит он, садясь вперед и откидывая одной рукой волосы со лба.
С моих губ срывается вздох, когда мои пальцы находят мой набухший клитор.
Опустившись ниже, я погружаю пальцы в свою киску, а затем поднимаю их обратно и размазываю собственные соки по разгоряченной плоти.
— Нико, — стону я, зная, что это сведет его с ума, когда моя спина выгибается дугой.
С его губ срывается рык. — Ты дразнишься, Сирена. Покажи мне все как следует, — требует он.
Но, к его раздражению, на этот раз я не выполняю приказ. Вместо этого я ускоряю темп.
У меня много опыта в самовозбуждении, и я точно знаю, как себя трогать, чтобы в считанные секунды оказаться на краю пропасти.
Я сильнее тереблю свой клитор, моя киска жаждет, чтобы ее заполнили.
Моя свободная рука тянется вверх и обхватывает мою грудь, щипая сосок, который становится твердым сквозь ткань моей майки.
— Черт. Ты завораживаешь, Сирена.
— Нико, — кричу я, все ближе и ближе подбираясь к краю.
— Ты собираешься кончить, пока я сижу здесь и смотрю, как ты становишься грязной шлюхой?
— Да, да, — кричу я, мое тело напрягается, и я готовлюсь броситься прямо с этого обрыва.
Но перед самым падением все резко останавливается.
Я моргаю от темноты, когда мою руку вырывают из нижнего белья и отбрасывают в сторону, больше не нужную, а трусики стаскивают вниз по бедрам. Он освобождает одну мою ногу, но оставляет их висеть на другой, прижимая ладони к внутренней стороне моих бедер и широко раздвигая меня для себя.
— Чертовски скучал по тебе, Сирена. Я умирал без тебя, — простонал он, обдувая мою чувствительную кожу прохладным потоком воздуха.
— Пожалуйста, — умоляю я, потянувшись к нему и запустив пальцы в его мягкие локоны в надежде притянуть его рот ближе к себе.
— Так нетерпелива, Сирена. Любой бы подумал, что ты тоже по мне скучаешь.
— Я ненавижу тебя, — задыхаюсь я, когда он снова дует на мой клитор.
Он усмехается. — Конечно, ненавидишь. Только не мой язык и не мой член, верно?
— И твои пальцы, — признаюсь я, соблазнительно покачивая бедрами.
— Любой бы подумал, что ты держишь меня только ради этого.
— Я не держу тебя рядом, Нико. Я не могу от тебя избавиться.
— На это есть причина, Сирена. Нам просто чертовски хорошо вместе.
Прежде чем я успеваю ответить, он опускает голову и наконец-то вылизывает мою киску.
— Блядь, да, — кричу я, откидывая голову назад в подушку, а мои пальцы путаются в его волосах, прижимая его к себе.
— Твой гребаный рот должен быть вне закона.
— Я соглашусь, — рычит он на меня. — А теперь сосредоточься. Я хочу, чтобы ты кончила мне на лицо, и я хочу заснуть с твоим вкусом на языке.
Если бы он сразу же не ввел в меня два толстых пальца, я могла бы возразить, что тоже хочу кончить на его член, но когда он находит мою точку G, я теряю всякий смысл и просто делаю то, что мне говорят.
Его язык ласкает мой клитор, а пальцы снова и снова нащупывают эту волшебную точку внутри меня, доводя меня до того, что я знаю, что это будет умопомрачительная разрядка. С ним это всегда так. Именно поэтому я не протестую против того, что он овладевает мной. Я знаю, что завтра я буду жалеть об этом. Это заставит его думать, что я его простила.
А я не простила. Далеко не простила, но у меня нет больше сил.
А что еще я могу сделать, за исключением собственных пальцев? Позвонить Брэду? Да, нет. Я так не думаю.
— Нико, — кричу я, когда мое освобождение оказывается на расстоянии прикосновения.
— Кончай, Сирена. Отдай мне все.
Его слова врезаются в меня, и в моих венах поднимается страх, что он требует больше, чем я могу дать, но уже слишком поздно. Я слишком далеко зашла, и еще одно лизание его искусного языка — и я взмываю ввысь.
— НИКО, — кричу я, когда наслаждение взрывается во мне, проникая в конечности и заставляя кончики пальцев рук и ног покалывать от его интенсивности.
Моя грудь вздымается, когда волна за волной удовольствия захлестывает меня, оставляя перед ним потное, насытившееся месиво.
— Черт, это было здорово, — признаюсь я с придыханием. — Может, ты и жестокий мудак, но у тебя есть безумные навыки.
Он усмехается, явно ничуть не обидевшись, но прежде чем я успеваю сказать или сделать что-то еще, мое изнеможение берет верх, и наступает темнота.
Чертовы обезболивающие.
С завтрашнего дня я завязываю с ними.
К черту боль. Я хочу жить.
Я просыпаюсь от резкого толчка. Глаза распахиваются так широко, что становится больно, но я ничего не вижу. Занавески слишком хорошо закрывают глаза.