Жаловаться было бесполезно. Медперсонал не разбирал детских конфликтов и не защищал слабых - учреждение значилось лечебным, а не воспитательным. Вместо защиты и помощи, жалуясь, только ябедой прослывешь, зато Валя была уверена, что и девочки не выдадут взрослым ее проказы.
А еще у Вали появилась тайная, ни разу не обманувшая ее примета: после всех истязаний, бойкотов и травли, обязательно случалось что-то радостное. Радость принадлежала ей одной, но при этом Валя сразу переставала быть изгоем, соседки «вспоминали», как ее зовут, «заигрывали» и «подлизывались» к ней.
Наивная добрая Валя была щедра и отзывчива, верила словам и обещаниям, не подозревая в них никакого скрытого смысла. Разочарование не заставляло себя долго ждать.
Всем новым куклам, которых привозила мама, Валя едва успевала придумать имя, другие игрушки - только подержать в руках, как внезапно подобревшие, дружелюбные девочки, ухитрялись выпросить их у нее, и пока мама, попрощавшись с Валей, разговаривала с врачами, у дочки уже не было ни одной игрушки, ни одной конфетки, ни одной обновки.
Поэтому, хоть приезд мамы был для ее дочери счастьем запредельным, немало радости доставляло этой маленькой шкоде самовольное освобождение от сковывающей движения гипсовой «кроватки». То, что этим она мешает своему выздоровлению, Валя осознавать не хотела. Наслаждение возможностью двигаться было сильнее всех самых убедительных доводов.
Освободившись, Валя могла постоять на кровати, нацепив на обритую под машинку голову вместо волос вафельное полотенце. Все «лежачие» в санатории были острижены наголо, но и при этом от долгого лежания волосы на затылках все равно вытирались, и образовывалась плешь. Ощущая края полотенца на своих плечах, маленькая кокетка представляла, что это ее прежние, густые волнистые локоны, а не отвратительная лысина.
Стоя, она с упоением укачивала куклу, чтобы та уснула вместе со всеми девочками палаты в тихий час, раз уж ее нянька хочет в это время посидеть за занавеской на огромном подоконнике и полюбоваться на землю с порыжевшей травой, на асфальт дорожек, на лес, спускающийся с крутой горы совсем близко от здания санатория, а не только на кусочек неба и облака, которые она видит в окно, когда лежит привязанная к «кроватке».
Какое это удовольствие! Никто из персонала девочку не замечал, не удосуживаясь поднять глаза к высоким окнам. Ведь не могли же взрослые предположить, что привязанный к кровати ребенок отвязался и глазеет на них из окна.
А Валя через открытую форточку даже слышала происходящие за окном разговоры, различала все звуки во дворе. Вот «скорая» подъехала к воротам санатория. Привезла мальчика лет десяти. Ему навстречу вышла медсестра, спросила мальчика:
- Ты Валера Моргунов?
- Да-а.., - протянул мальчишка. Он был, по мнению Вали, очень красивым, она в него сразу влюбилась и посочувствовала, когда услышала слова медсестры:
- Давай направление, и пойдем скорей. Тебя уже ждут, будут делать тебе гипсовую «кроватку». Это очень неприятно и долго. Придется потерпеть, - медсестра взяла в одну руку бумажку, в другой крепко зажала ладошку мальчика и направилась к дверям больничного корпуса.
Вале ли не знать, как тяжело делать гипсовую «кроватку»? Ей уже не один раз пришлось вылежать животом на голом холодном столе. Во время этой процедуры даже голову оторвать от него нельзя, пока одну за другой накладывают и прижимают к телу мокрые и холодные куски марли, противно пахнущие жидким гипсовым составом. А после того, как настелят их столько, сколько нужно, то края новой кроватки, чтобы не кололись после высыхания, обрезают большими специальными ножницами. Холодильники тогда были редкостью, Валя о них даже не слышала, поэтому ей всегда казалось, что эти ледяные ножницы только что привезли на самолете прямо с северного полюса.
Потом снова надо лежать, не шевелясь, не поднимая головы, - ждать, пока гипс «схватится», подсохнет, чтобы при снятии со спины он не потерял форму, чтобы три-четыре ближайших месяца «кроватка» плотно обхватывала позвоночник, бедра, шею и плечи, заменяя корсет. Все это время, чтобы не было пролежней, ребенка надо купать, вынимая из «кроватки», а потом снова в нее класть и привязывать.
Интересно, этот Валера Моргунов, который сейчас лежит, уткнувшись в холодный стол носом, мучаясь и считая себя ужасно несчастным, тоже был непослушным ребенком и однажды, как и Валя, поступил необдуманно?
Вот зачем им с сестрой надо было лезть на крышу того старого заброшенного подвала, если мама наказывала туда не лазить?! А зачем Вале захотелось показать себя бесстрашной перед двухлетней младшей сестрой и пойти по крыше подвала на «ту трещину»?!