Я стою в туалете одна, звук воды наполняет пустую тишину.
Когда я смотрю на свои красные руки, первая слеза падает на тыльную сторону моей ладони.
За ней следует вторая.
Затем третья.
Я шмыгаю носом, пытаясь сдержать слезы, как делала это с субботы.
Только на этот раз я не могу бороться.
Так что я даю им волю.
Я обещаю себе, что это последний раз, когда я плачу по Эйдену Кингу.
Глава 33
Остаток дня я пытаюсь притворяться, что Эйдена и Сильвер не существует.
Но знаете в чем фишка притворства? В том, чтобы нанести холодную маску снаружи и гореть изнутри.
Каждый раз, когда я вижу руку Сильвер, обвивающую Эйдена, у меня руки чешутся сломать ее. Мне хочется бить ее лицом об пол до тех пор, пока она не перестанет дышать.
Это еще одна пугающая мысль.
В последнее время у меня слишком много страшных мыслей. Наверное, я возвращаюсь назад. К чему? Я не знаю. Я не должна думать об этом. Это означало бы, что я признаю, что у меня было худшее душевное состояние, и я возвращаюсь к нему.
Мне действительно нужно увидеться с доктором Ханом.
На тяжелых ногах я направляюсь на поле. Я действительно не в настроении делить тренировочное пространство с Эйденом.
Я подумывала о том, чтобы уйти с занятий, но это означало бы, что я убегаю.
А после истерики в туалете я пообещала себе больше никогда не плакать и не убегать.
Мой взгляд падает на поле, где разминаются несколько игроков футбольной команды. Эйден стоит у боковой линии и разговаривает с Сильвер. Как будто он – мед, а она – пчела. Она не переставала висеть на его руке как паразит.
Но разве она паразит, если он продолжает ей так улыбаться?
Если он продолжает с ней флиртовать?
Он крушит все на своем пути с улыбкой на лице. Включая мое сердце.
Я хочу играть жестко, думать, что завтра я проснусь, а он останется в прошлом. Но я лишь обманываю саму себя.
Поэтому я прячусь в углу как трус и устраиваю вечеринку жалости к самой себе. У нас еще есть пятнадцать минут до тренировки. Я уже переоделась в свою спортивную одежду, но боюсь идти туда. У меня даже нет Ким, которая составила бы мне компанию.
К черту Эйдена и его куклу Барби. Я не убегу.
В тот момент, когда я выпрямляюсь, я замечаю тень, притаившуюся сзади. Я вздрагиваю, слегка задыхаясь.
Коул сидит под сливовым деревом и читает книгу Жан-Поля Сартра «Тошнота».
Мои щеки краснеют при мысли о том, что он видел, как я вела себя как трусиха последние пять минут.
Он одет в майку «Элиты» и шорты. Его волосы слегка влажные, как будто он держал их под краном.
Если не считать Эйдена, Коул всегда был самым загадочным. Он неразговорчивый. Я могу сосчитать по пальцам, сколько раз я слышала его голос. Обычно он слушает оживленные речи Ронана, а еще он самый взрослый из четырех всадников. Вероятно, именно поэтому он капитан «Элиты».
Коул никогда не проявлял ко мне злобы или интереса. Он просто существует так, как будто школа – это легкий ветерок в его жизни.
Он популярен, но он не такой бабник, как Ксандер и Ронан. Он просто… безмятежный.
Теперь, когда присматриваюсь к нему повнимательнее, я замечаю, что он довольно красив, у него длинные каштановые волосы и темно-зеленые глаза, как лес после дождя. Если бы я не была такой предвзятой, я бы сказала, что он даже красивее, чем Эйден. Его красота спокойна по сравнению с опасной красотой Эйдена.
Он бросает на меня взгляд поверх своей книги. Я не могу удержаться от улыбки при виде этой картины. Он читает Жан-Поля Сартра, одетый в футбольную форму.
– Моя книга смешная? – спрашивает он беззлобно.
– Я никогда не думала, что спортсмены интересуются теориями экзистенциализма.
Он приподнимает густую бровь.
– Разве ты не спортсменка?
– Туше. Мне следовало сказать «футболисты».
– Потому что мы такие тупые? – В его тоне по-прежнему нет угрозы. Во всяком случае, он наполнен легким любопытством.
– Я не это имела в виду. – Мои щеки покрываются румянцем. Я не хочу показаться осуждающей.
– Ну, мы можем быть такими. – Он указывает на свою книгу. – Итак, что ты думаешь об экзистенциализме?
Я ошеломлена. Он спросил не о том, что я знаю об этом, а о том, что я думаю по этому поводу. Значит, он уверен, что я читала об этом. Но, с другой стороны, я бы не стала ассоциировать «Тошноту» и Сартра с экзистенциализмом, если бы, по крайней мере, кое-что о нем не знала.
– Хм, – я прислоняюсь спиной к каменной стене. – Я считаю, что это негативная и нигилистическая философия.
Его поза меняется, как у ребенка, которому подарили любимую игрушку.