Как только запах попадает ему в нос, все его выражение лица превращается в выражение чистого отвращения.
— Грязная сука, — рычит он, прежде чем наотмашь ударить меня по лицу.
В моих глазах вспыхивают огоньки, когда боль от его удара разливается по моему лицу и спускается вниз по шее, прежде чем вкус меди наполняет мой рот.
— Пошел ты, — шиплю я, все еще отказываясь смотреть ему в глаза, когда он хватает меня за подбородок и притягивает мое лицо к себе.
— Пока нет, — выдавливает он из себя.
— Чего ты ждешь, Брэд? Неужели ты недостаточно мужчина, чтобы взять меня, пока я здесь, в твоей власти? — Язвлю я, наконец-то встречая его мертвые глаза.
Он смеется.
— Так в чем же дело? Я думала, что мой огонь возбудил тебя. Или ты передумал? Ты хочешь, чтобы я была такой же слабой и жалкой, как моя мать?
Желание спросить, что именно он с ней сделал, вертится у меня на кончике языка. Но я не хочу, чтобы он думал, что меня это волнует. Это не так. Он может делать с ней все, что, черт возьми, захочет. Это то, что она сделала со мной, когда таскала меня из одной адской дыры в другую. Познакомила меня с выпивкой, наркотиками и жестокими мужчинами задолго до того, как я должна была узнать об их существовании.
Его лицо ничего не выражает. Я не могу понять, о чем он думает. Хотя что-то подсказывает мне, что на самом деле я не хочу этого знать.
Он разработал какой-то извращенный план, и я думаю, что элемент неожиданности может быть лучше, чем заранее узнать о моей судьбе.
— Ты всегда была такой любознательной. Это заставляет меня задуматься, почему ты так и не узнала.
— Что? Что ты гребаный психопат? Не могу сказать, что я что-то заподозрила, нет. Молодец. — Если бы я могла, я бы захлопала. — Ты меня полностью одурачил. Это то, что ты хотел услышать?
Легкая улыбка тронула его губы, говоря мне, что потакание его эго — это способ достучаться до него.
Типичный гребаный мужик.
— Я уже знал это. Мне не нужно слышать это из твоих надутых губ.
Я вздыхаю с облегчением, когда он отпускает меня, но это длится недолго, поскольку он засовывает руку в карман и достает складной нож.
Я нервно сглатываю, когда он обнажает клинок и нависает надо мной.
— Грязные шлюхи заслуживают того, чтобы с ними обращались как с таковыми, тебе не кажется?
Я вскрикиваю, когда он стягивает ткань моих ночных шорт с бедер и разрывает их в клочья, но не раньше, чем поцарапает мою кожу острым кончиком.
Боль пронзает мою ногу, когда влажная ткань, прикрывающая меня, разрывается. Прохладный воздух, проникающий между моих раздвинутых бедер, — ненужное доказательство того, что он разрезал и мои трусики.
Скривив губы, он стягивает мое нижнее белье, прежде чем снова схватить меня за лицо, заставляя разжать челюсти.
Мой крик обрывается, когда он засовывает мне в рот мои пропитанные мочой трусики.
Я вздрагиваю, когда вкус поражает меня, и слезы текут по моим вискам, пока я отчаянно пытаюсь их вытолкнуть. Но этот ублюдок зажимает мне рот рукой, гарантируя, что я потерплю неудачу, и заставляя меня жадно втягивать воздух через нос.
Мое тело сотрясается в конвульсиях от желания вырвать. Горло обжигает, но я борюсь с этим. Я должна.
Его прежний безумный смех снова становится маниакальным, когда он смотрит на меня, дергающуюся изо всех сил от туго натянутых пут.
— Грязных шлюх следует использовать, а не слушать. Разве твоя мама не учила тебя этому, детка?
Я кричу, но это мало на что влияет.
— Она всегда была для меня такой хорошей маленькой шлюшкой. Всегда делала именно то, что ей говорили, раздвигала бедра, когда я хотел. Есть только одна вещь, которую она не может мне дать. Потому что мне это нужно от тебя.
Страх превращает мою кровь в лед. Сильная дрожь, сотрясающая мое тело, становится только сильнее, когда его взгляд опускается на мою обнаженную киску.
Мои мышцы сжимаются от желания сжать бедра, но ничего не происходит. Он слишком крепко связывает мои лодыжки.
— Теперь твоя очередь быть хорошей маленькой шлюшкой и дать мне то, что мне нужно, детка.
Не отпуская моего рта, он наклоняется и поднимает сумку, которую я не видела, чтобы он внес в комнату, стоящую сбоку от кровати.
Звук того, как он расстегивает молнию, наполняет воздух, прежде чем он достает рулон скотча.
Я пытаюсь покачать головой в надежде убедить его, что мне это не нужно, что я буду хорошей. Но этого недостаточно.
Он отрывает кусок и высвобождает руку.
— Нет, пожалуйста. Я— Я кричу сквозь пленку, слезы, которые уже намочили мои волосы, текут быстрее.