Я не хочу быть слабой женщиной, в которую он пытается превратить меня, но ничего не могу с этим поделать.
Почему бы ему просто не дать мне таблетки? Все было бы намного проще, если бы я видела все это сквозь наркотическую дымку. Почему он хочет, чтобы я была в полной боевой готовности для его пыток?
— Лучше. Это должно помочь заглушить твои крики. Не то чтобы тебя все равно кто-нибудь услышал бы.
Снова взяв нож, он быстро разрезает мой топ, обнажая остальную часть моего тела.
— Мне всегда нравились эти сиськи, — говорит он рассеянно, как будто разговаривает сам с собой, хватая их пригоршню, заставляя меня вскрикнуть, когда он сжимает их слишком сильно. — Пошла ты. Тебе всегда нравилось грубо. Держу пари, что такая шлюха, как ты, уже мокрая и отчаянно хочет мой член.
Я качаю головой, отвергая его комментарий, но в то же время стараясь не слышать ничего больше.
Он мог бы сделать мне приятное и обмотать уши этой гребаной лентой, чтобы перекрыть доступ к его мерзкому бреду.
Кровать прогибается, когда он забирается рядом со мной и закидывает ногу мне на талию. Очевидно, его отвращение давно прошло. Когда я голая, а он обещает взять от меня все, что захочет, он готов забыть, что я лежу в собственной моче.
Я смотрю на него широко раскрытыми глазами, пока он держит нож перед собой, позволяя свету отблескивать от острого как бритва лезвия.
— Хорошо, что тебе нравится немного боли, детка. Думаю, это будет больно.
Я не могу сдвинуться ни на дюйм. Поскольку он навалился на меня всем весом, я буквально ничего не могу сделать, чтобы остановить то, что он собирается сделать.
— По крайней мере, этот уродливый шрам будет сливаться с другими. Хоть и жаль портить такую красивую вещь. Он заслужил смерть той ночью за то, что повредил то, что принадлежит мне.
Он снова лезет в сумку и достает антибактериальную салфетку, что шокирует меня.
Но в ту секунду, когда он достает ее из упаковки и прижимает к моей коже, я точно знаю его намерения.
— Нет. Нет. НЕЕЕЕТ, — кричу я за пленкой, изо всех сил пытаясь оттолкнуть его, но это бессмысленно. Абсолютно, блядь, бессмысленно.
— Возможно, тебе захочется полежать спокойно, — сообщает он мне после того, как заканчивает вытирать кожу на внутренней стороне моей руки.
Слезы и сопли покрывают мое лицо, когда он одной рукой опускает мою руку, меняя положение так, чтобы сидеть у меня над ребрами, чтобы лучше видеть.
— Я так долго этого ждал.
В ту секунду, когда кончик его ножа вонзается в мою кожу, меня охватывает странное чувство спокойствия. Я не знаю, то ли дело в боли, то ли в струйке крови, стекающей по моей бледной коже, то ли просто в том факте, что я ничего не могу с этим поделать прямо сейчас.
Он хочет, чтобы этот имплантат в моей руке был удален, и на это может быть только одна причина.
«Ты нужна мне, Брианна. У меня есть планы. Ключ у тебя».
Его предыдущие слова возвращаются ко мне. Это то, для чего я ему нужна. То, что он планировал.
Но почему именно я? Что во мне есть особенного, чего нет ни у одной другой женщины?
Моя мать — отъявленная наркоманка, у которой, насколько я знаю, не было ни одного искупительного качества.
Это не может иметь к ней никакого отношения. Она у него; он может делать с ней все, что захочет. Он так и делает, судя по звукам.
А значит, это должно быть…
Я глубоко вдыхаю, когда осознание приходит одновременно с тем, как он поддевает лезвием маленькое устройство, вживленное в мою руку, и боль, какой я еще никогда не испытывала, пронзает все мое тело. Клянусь, я даже чувствую ее в пальцах ног.
— Бинго, детка.
Он ухмыляется, как психопат, которым он и является, держа это между нами, как какой-то приз.
Моя голова становится тяжелой, зрение затуманивается, когда я смотрю на залитый кровью прибор, и комната начинает вращаться вокруг меня.
— О, нам будет так весело.
Последнее, что я помню, это как он снова щупает мою грудь и смеется, как ненормальный.
9
НИКО
Я испытываю всевозможную ностальгию, спускаясь по лестнице, ведущей к The Spot, забегаловке на другом конце города, в которую Тоби затащил меня много месяцев назад, где я впервые увидел Брианну Эндрюс.
Сегодня воскресный вечер, и, хотя это не самый оживленный вечер недели, когда я захожу в бар, там все еще довольно многолюдно.
Играет группа, которая, кажется, собрала целую толпу; почти все смотрят шоу.
Заказав себе выпивку — хорошо, пять, — я несу поднос к свободному столику в глубине зала. Это идеально. Это скрыто от всего и ото всех.