— Именно то, чему ты научил меня.
Реальность обрушивается, душа меня в ледяном бассейне осознания.
Я трогаю жену другого мужчины.
Я едва не целую жену другого мужчины.
Я хочу трахнуть жену другого мужчины.
Думать об этом, позволять этому задержаться на краю твоего сознания — это одно дело. Но признать это? Знать это дерьмо наверняка, да так, что почти чертовски больно не быть с ней рядом? Предвкушать каждый взгляд и вздох, как будто в них смысл всего моего существования?
Это безумие.
Я отхожу от нее и продолжаю отходить, пока не оказываюсь у двери. И даже, смотря на то, как из-за боли меркнет свет в ее глазах, я знаю, что должен уйти. Потому что если я этого не сделаю, то компенсирую каждое свое невысказанное признание.
6. Отвлечение
Розовые оттенки пачкают безоблачное небо, пока солнце опускается за тенистые глубины горизонта. Я с изумлением наблюдаю за этим, почти ошеломленный красотой происходящего. Люди воспринимают пустыню, как безжизненное, сухое и одинокое место. Я же вижу в ней умиротворенность, спокойствие и свободу.
Я слышу, как кто-то приближается, но не шевелюсь, все еще наблюдая за тем, как розовые оттенки исчезают в темно-голубых, позволяя на небе вновь объявиться и засиять звездам. Я представляю, как они сверкают в ее бирюзовых глазах, когда она улыбается. Мне просто слишком страшно взглянуть на нее и увидеть это собственными глазами.
Звук шлепанья ее босоножек прекращается у шезлонга, что стоит рядом со мной, и она вздыхает перед тем, как сесть. Мы не говорим. Нам и не нужно. Звезды говорят за нас.
— Что ты там видишь? — шепчет она через несколько минут. Теперь мы окутаны темнотой, в стороне от приглушенного света, идущего от главного дома.
— Космос.
Элли хихикает.
— Вау. Какое мудрое наблюдение, мистер Дрейк.
Я поворачиваю голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она откидывает голову назад и смеется таким искренним и неожиданным смехом, и обнаруживаю, что улыбаюсь сам.
— Не космический-космос. Не «финальную границу» или подобное дерьмо. А космос... как пространство, чтобы вздохнуть. Расти. Мечтать.
— М-м-м-м, — звук чертовски хриплый и эротичный. — Весьма поэтично.
Это поэтично для меня, и я сразу же сожалею о своих словах. Кажется, я не могу остановить словесный понос, находясь рядом с ней. Просто в Элли есть нечто такое, чего хватает, чтобы забыться и выдать правду, словно по зову сирены. Мне просто хочется рассказать ей обо... всем.
Может, в прошлой жизни мы были друзьями. Или возлюбленными.
— Почему сегодня днем ты оставил меня? — наконец, спрашивает она. Я знал, что этого следует ожидать, тем не менее, слова отзываются в душе так, будто кто-то проводит ногтями по доске.
— Мне пришлось.
— Почему?
Я пожимаю плечами.
— Я был сбит с толку. А когда я сбит с толку, то не могу выполнять свою работу.
Она хмурится и поворачивается боком, теперь она полностью передо мной.
— Ты был сбит с толку... из-за меня?
— Да.
Она хмыкает в ответ, но не настаивает на большем. Вместо этого она вскакивает на ноги, ее босоножки шлепают по покрытию.
— Эй, ты голоден?
— Голоден?
— Да. Тебя не было на ужине. Я подумала, что ты, должно быть, проголодался.
Я качаю головой. Выпить на пару пиво или съесть миску мороженого это одно, но разделить трапезу с женщиной — это все равно, что просто взять и напроситься на неприятности. А я и так прекрасно справляюсь в этой области без чьей-либо помощи, большое гребаное спасибо.
— Я в порядке.
Элли делает шаг вперед, становясь ко мне достаточно близко, чтобы краем глаза я мог увидеть цветочный узор ее сарафана.
— Ты ужинал?
— Нет, — я перевожу на нее взгляд как раз в тот момент, когда она закатывает глаза.
— Ну, а я хочу что-нибудь съесть. И ты же не оставишь меня есть в одиночку, верно? — она взмахивает темными каштановыми ресницами, и ее глаза становятся такими же большими и круглыми, как луна.
— Что насчет твоего мороженого? — я не говорю ей, что уже разделался с той коробкой и должен послать за добавкой.
— Нет. Мне нужна настоящая еда. Я голодна.
— Как это ты голодна? Разве ужин не был пару часов назад?
Я позволяю своему взгляду окинуть ее тонкую фигуру, удивляясь, как в нее, черт возьми, влезают эти ежедневные миски мороженого. По стандартам общества Эллисон считали бы худышкой, и, возможно, это было бы сказано даже с преуменьшением. Ее грудь от природы небольшая и не накачана силиконом или физиологическим раствором. У нее дерзкая и маленькая попа, но достаточно большая, чтобы поместиться в моих ладонях. И бедра у нее узкие, но все же стройные и женственные.