Я слегка сжимаю ее волосы, когда она издает приглушенный стон.
— Хорошо, теперь немного быстрее. Соси его сильнее, детка, но по-прежнему нежно. Возьми его полностью своим прекрасным, влажным ртом.
Потянув ее немного за волосы, я стараюсь сделать так, чтобы Лэйси двигала головой вверх-вниз с определенным темпом. Она берет фаллоиммитатор и начинает с энтузиазмом массировать его рукой, продолжая сосать, я делаю шаг назад, любуясь тем маленьким чудовищем, которое создал.
Я активно принимаю участие в занятии женщин, пока они исследуют искусство орального секса, явно получая истинное удовольствие от своей очевидной неловкости и неопытности. Это именно то, что мне необходимо, чтобы отвлечься от давления в висках и ярости, которая скопилась в моем затылке. Не говоря уже о пустяковой боли в моей груди. Я ее просто не замечаю. Я запечатал все это как можно глубже, концентрируясь только на своей работе. В конце концов, черт побери, мне давно следовало все это сделать. Не ублажать дуру, которая льет слезы по поводу измены ублюдка-мужа и неудачного обманного замужества. Не сидеть, просматривая бессмысленное количество серий полной бредятины, и есть всякое дерьмо, пока она прижимается ко мне, как «динамщица», какой на самом деле и является. И не позволять ей заставлять меня поверить, что я нечто большее, чем человек, нанятый для оказания помощи, что, мать его, почти равносильно лучшему другу-гею навеки вечные.
Как же я дошел до этого? Как, черт возьми, я так легко позабыл о том, кем являюсь на самом деле, и за что боролся?
Я даже не могу всерьез винить ее. Она проста, неинтересна и поверхностна. Она не могла копнуть глубже в своих поверхностных мыслях. Поэтому я не могу переложить на нее ответственность за то состояние, в котором сейчас нахожусь. Я позволил этому случиться. Я разрешил этому случиться, хотя поклялся, что подобное никогда не произойдет. Мне не следовало узнавать ее лучше. Я знал, к какому типу людей она относится, с того самого дня, как она дала четко понять, что я был посторонним. Никем. Не достаточно хорошим даже для того, чтобы быть со мной честной. Я был блестящей новой игрушкой, которую потом выбросили, потому что ей надоело со мной играть.
Мои мысли ведут меня к столу из красного дерева, за которым она сидит, но я не смотрю на нее. Я узнаю, что это она, только по ее по обуви, тем же босоножкам, что шлепали по дорожке, когда она вторгалась в мое времяпровождение у бассейна по вечерам. Те же босоножки, которые она сбрасывала перед тем, как положить ноги под попу и свернуться рядом со мной.
Я ненавижу эти проклятые босоножки. Мне следовало сказать ей об этом. Никто не захочет женщину, которая носит босоножки. Мужчины хотят женщин, которые носят обувь с каблуками. Платформы, туфли на шпильке. Каблуки, которые выглядят чертовски сексуально, когда лежат на наших плечах или обернуты вокруг талии. Нет никакой дерьмовой сексуальности в босоножках. Они на одном уровне с вьетнамками, которые находятся всего в шаге от кроксов.
Гребаных кроксов.
— Вы делаете это неправильно, — резко выпаливаю я, прежде чем мои рефлексы говорят мне не впутываться в неприятности.
— Что?
Я все еще не смотрю на нее. Я продолжаю удерживать взгляд на ее босоножках и маленьких розовых кончиках пальцев, которые из-под них выглядывают. Даже ее пальчики прелестны.
Хм. Прелестны.
Я никогда не был поклонником прелестного. Пухленькие младенцы прелестны. Щенки прелестны. Иногда даже старушки по имени Этел. Ничего из перечисленного не приравнивается к сексуальному. Значит, и она не должна.
— Я сказал, что вы делаете это неправильно, — строго говорю я.
— Я это слышала, — ее голос тихий и грустный. Такой же, как и она сама. Тихая, грустная, прелестная женщина. — Что я делаю не так?
— Все.
— Все? — пораженно спрашивает она. Похоже, она хотела, слишком сильно преуспеть в этом, чтобы сделать Эвану свой первый минет, гарантирующий, что он перестанет шляться налево. Словно она хотела стать Суперлидером в Верхнем Ист-Сайде и похвастаться своими талантами на рекламных щитах Таймс-сквер.
— Да. Вы все делаете неправильно, — извини, Суперлидер младший. Для тебя в книге рекордов местечка не найдется.
Я начал поворачиваться, немного довольный собой, когда ее тихий, грустный голос останавливает меня.