— Ох... Боже, остановись! Стоп! Ты... убиваешь... меня!
— Что? — невинно спрашивает она, все еще согнувшись в конвульсиях. Она хмурит брови, концентрируясь. — У меня получается? Она двигается? Я несколько недель тренировалась!
— Элли! Прекрати! Ты покалечишься!
Я наклоняюсь, чтобы положить руки на колени, пытаясь отдышаться. Я поднимаю взгляд вверх и вижу, как она хлопает в ладоши и с каждым хлопком пытается заставить трястись свою задницу. Меня опять скручивает пополам от смеха, а по лицу катятся слезы.
— Да все равно. Я наловчилась. Я разобралась с этим дерьмом. Майли даже рядом не стоит!
Я хохочу так сильно, что начинаю кашлять, и едва не падаю на колени от изнеможения.
— Если ты не остановишься, я тебя придушу! Ты убиваешь меня своими ужасными танцевальными движениями!
В конце концов, она выпрямляется и упирается своим крошечным кулаком в бедро.
— Ну ладно, что я делаю не так? Как я смогу чему-нибудь научиться, если ты просто продолжаешь надо мной смеяться? — она пытается сделать строгое, серьезное лицо, но я вижу улыбку в уголках ее рта. Когда она не может больше бороться, она воет от смеха вместе со мной, пока мы оба не оказываемся на полу, сжимая животы.
— Я говорила, что не умею танцевать! — говорит она, тыча в мою руку своим пальцем. Мы потратили десять минут, просто чтобы восстановить дыхание. Стоит мне подумать, что приступ смеха закончился, как в голове опять пролетает флэшбек того, как она наклонялась, становясь чуть ли не раком, и крутила своими ягодицами с тем усердным выражением на лице. К счастью, песня давно закончилась и перескочила на что-то менее печальное, иначе, наверное, я бы надорвал свою селезенку.
— Охренеть, Элли. Ты не умеешь танцевать. Ты действительно не можешь этого делать.
Она переворачивается на бок и смотрит на меня, несколько слез от смеха блестят в ее глазах.
— Так, ты думаешь... думаешь, именно поэтому Эван так поступает? Я имею в виду, если я так отстойно кручу своей задницей, то, вероятно, так же отстойно делаю... и другие вещи, да?
Я поворачиваюсь к ней лицом, потому что улавливаю странное чувство, которое сменяет веселье в ее словах. Это что-то похожее на грусть с сочувствием и гневом в одном флаконе, но оно вдавливается пустотой в мою грудь. Это чувство слишком сильное, слишком сложное для описания. Но я точно ощущаю его. Я чувствую его в самой Элли.
— Вставай, — говорю я, поднимаясь на ноги, и протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться. — Никогда не прощу себя, если позволю тебе поверить в то, что это отдаленно похоже на танец.
Элли позволяет мне поднять ее на ноги и разглаживает свое платье на бедрах.
— Ну что ж. Тогда как бы ты это назвал?
Я касаюсь веснушек на ее переносице.
— Возможностью, над которой следует потрудиться.
*
— Вот так?
— Да, именно. Опусти бедра немного ниже.
— Так?
— Да. Хорошо. Теперь верти ими.
Я знаю, о чем вы думаете.
По-видимому, я сам напросился. Наверное, я полный мазохист, который доводит свои шары до синевы. Но выслушайте меня.
Элли нуждалась в помощи, и, увидев ее настолько уязвимой и незащищенной, узрев в этом надежду на то, что она переключит свое внимание с Эвана, я был вынужден сделать все, что было в моих силах.
К тому же, мне просто хотелось чувствовать ее крутящуюся задницу перед собой, в то время как я сжимаю ее бедра. Эх, я всего лишь мужчина. Хотите, подайте на меня в суд.
— Я чувствую себя глупо, — говорит она рассержено. Я понимаю, что она пытается вырваться, но крепче сжимаю руки на ее бедрах, проклиная тонкий слой мягкого хлопка, через который я чувствую ее кожу. Меня даже не волнует, чувствует ли она мою эрекцию, которая упирается ей в задницу. На каком-то уровне я хочу, чтобы она чувствовала. Может быть, тогда она поймет, что делает со мной.
— Ты не выглядишь глупо. Ты бы себя видела.
— Правда?
Осененный этой внезапной гениальной идеей, я поворачиваю ее к себе лицом.
— Правда. Давай я тебе покажу.
Я веду Элли в спальню, в то время как песня меняется на что-то медленное и знойное, но не менее провокационное. В комнате полумрак, только освещение из коридора создает дорожку света на нашем пути. Я включаю ночник, который освещает пространство достаточно, чтобы она смогла увидеть то, что вижу я.
— Становись здесь, — нежно командую я, останавливая ее перед зеркалом в золотой раме до пола, расположенным рядом с моим гардеробом.
— Ты шутишь, да? Ты хочешь, чтобы я танцевала перед зеркалом?
Я встаю за ее спиной всего лишь в дюйме от нее.
— Ты хотела увидеть, насколько сексуально выглядишь. Это твой шанс.
Мягкий, приглушенный свет падает на контур ее скул и губы, когда она смотрит на меня в зеркало.
— Но это так... — ее голос похож на хриплый шепот, но я слышу его громко и отчетливо. С этого ракурса я вижу ее всю. Я могу любоваться румянцем на ее коже и тем, как он переходит вниз к вершинам ее грудей. Я наблюдаю, как она прищуривает глаза, пока крутит бедрами из стороны в сторону, и я нахожусь словно в состоянии алкогольного опьянения, а моя энергия перетекает из моего тела в нее. И она видит, как моя рука оборачивается змеей вокруг ее талии, чтобы примоститься на ее животе, прижимая ее ко мне, когда я слегка толкаюсь к ней.
Рот Элли приоткрывается, и с ее губ срывается что-то чувственное и жадное. Она продолжает двигаться в такт, покачивая своим телом вместе с моим. Музыка медленная, но такт заразителен, словно секс на аудиокниге. Я чувствую дробь барабанов в груди, и моя душа поет под струнный квартет. Мои движения становятся более плавными и инстинктивными, как если бы я вошел в Элли прямо здесь, прямо сейчас. Как если бы я трахал ее сзади, прямо здесь перед зеркалом, наблюдая, как она кончает в моих руках.
Мои руки двигаются от ее живота к грудной клетке, и я чувствую, как ее дыхание становится тяжелее, словно ей не хватает драгоценного воздуха. Тем не менее, в этот момент она выглядит настолько спокойной, что закрывает глаза и полностью отдается ощущениям музыки. И наблюдая, как она прикусывает свою нижнюю губу, как ее голова откидывается на мою грудь, я растворяюсь в ней полностью.
В этот момент я точно должен остановиться. Мне необходимо сказать какую-нибудь глупую шутку, которая разрушит напряжение наших сросшихся тел, ее спины, прижатой к моей груди, моей эрекции, упирающейся в ее задницу. Это будет умно и ответственно. Это будет тем, что я хотел бы сделать в любое другое время, с другой девушкой, и в другой жизни. Но все, что я сейчас вижу и от чего не могу отвести глаз — это ее бедра в зеркале, прильнувшие к моим. Я не могу чувствовать ничего, кроме того как мое тело, как влитое, подходит к ее, и как ее руки перемещаются к моей шее, перед тем как погрузиться в мои волосы.
Элли поворачивает ко мне голову, и ее свежее дыхание, похожее на легкий поцелуй, проходится по моей шее. Я притягиваю ее ближе, и мои губы едва касаются до ее лба. Она не вздрагивает, просто продолжает двигаться со мной в такт, ее глаза закрыты. Мои губы, еле прикасаясь, движутся вниз к мягкому бархатному веку, к ее теплой щеке. И когда она не протестует, от напряженности данного момента сжимается пространство и время. Того самого момента, который вполне может все разрушить, даже перемолоть все наши отношения в пыль, причем такую микроскопическую, о разновидности которой наверняка еще никто не знает.
Мои губы находят ее, как будто они знали их все время. Как будто они никогда не целовали других, ее губы такие мягкие, такие сладкие. Они покоряются мне, и мой язык касается ее, сначала нежно, мы пытаемся ощутить вкус друг друга. Потом мы становимся все голоднее, и страсть накрывает нас, Элли поворачивается лицом ко мне, и мои губы полностью соединяются с ее губами.
Мы общаемся без слов, стонем и цепляемся за одежду и волосы. Я толкаю ее к зеркалу, прижимая ее голову, чтобы насытиться ей сильнее. Она придвигает свои бедра к моим, и я с радостью хватаюсь за них, приподнимая ее тело на руках. Элли оборачивает свои ноги вокруг моей талии, соединяя лодыжки, и давая моим рукам доступ к ее оголенной коже, где задралось платье. Я должен быть нежным и делать все медленно, но я умираю с голоду по ней. Слишком изголодался по ней, чтобы остановиться или вдохнуть немного воздуха.