— Разгромим «черную банду»! — неожиданно воскликнул брат.
— Правильно, правильно! Черную Банду... конечно, надо разгромить... не оставить ни одного! — староста улицы предусмотрительно спряталась за спину матери, заискивающе улыбаясь.
— Идеи Мао Цзэдуна непобедимы! — выпалил брат еще один лозунг.
— Да, да... — срывающимся голосом подлаживалась староста.
— Староста, вы прислушайтесь, мой сын стал внятно говорить, не правда ли? — сказала мать.
— Внятно, внятно! — староста осмелела и, мельком взглянув на дацзыбао, спросила меня:
— Ты написал?
Не успел я ответить, как мать перехватила разговор: — Это написал мой старший сын, тоже хочет участвовать в культурной революции.
Староста, всмотревшись в написанное, всплеснула руками, поздравила мать:
— Это же действительно большое счастье! Написано здорово. Почему не вывесили во дворе? Приклейте там. Пусть все жители двора подпишутся. А во время собрания это будет создавать атмосферу классовой борьбы. Я как раз сокрушалась, где бы найти такие дацзыбао. Иероглифы выписаны превосходно!
— Революция себя оправдает! Критика буржуазии будет успешной! — глаза брата опять зажглись необычным блеском.
— Будет успешной, будет успешной! Будет очень успешной! — староста, вдруг осмелев, приблизилась к брату, чтобы похлопать его по плечу. Она была низкого роста и до плеча брата не дотянулась, лишь постучала ему в грудь:
— Студент истинно пролетарской семьи, отныне будешь в составе нашего народного комитета участвовать в культурной революции, нам как раз не хватает человека способного хорошо писать, — повернулась к матери и добавила, — это действительно большое счастье!
Только было непонятно, в чем она видела счастье: в том, что присмотрела человека, способного писать дацзыбао, или радовалась за мать, у которой «выздоровел» сын. Мать, конечно же, поняла в ее высказывании вторую мысль.
— Это счастье явилось благодаря многоуважаемому председателю Мао! Люди поддерживали уверенность матери в выздоровлении сына, а мать от этого ощущала радость.
Я тоже про себя думал: «Старший брат действительно выздоровел, я миллионы раз кланяюсь Вам в ноги председатель Мао, всю жизнь буду признателен за «Великую культурную революцию», развернутую Вами».
Уходя из нашего дома, староста напомнила матери:
— Ни в коем случае не забудь расклеить дацзыбао во дворе! Все жители двора должны поставить свои подписи, и скажи им, что это мое личное распоряжение.
Надо же, такая мелюзга дерзнула опрометчиво употребить слово «распоряжение». Мне казалось, что она просто вызовет всеобщее осуждение, что это оскорбляет многоуважаемого председателя Мао.
Я не стал призывать ее к ответу за оскорбление и выдворять из дома.
Что касается личного распоряжения старосты, то мать сделала «решительно так, как она велела».
Я крайне неохотно помог матери приклеить дацзыбао на дверь угольного сарая Ма. Мать позвала соседок выйти во двор поставить свои подписи.
Женщины с большой радостью сделали «решительно так, как было велено». Но они вписали не их собственные имена, а по привычке — имена хозяев домов — их мужей.
Во двор вышел старший брат, внимательно присматриваясь к их «революционным» действиям.
Из мужчин дома был только дядя Лу — этот люмпен-пролетарий. Он одобрительно сказал матери:
— Мой старший племянник приезжает как раз вовремя, вернется и сразу даст нам завоеванное звание двора «четырех хорошо».
Неожиданно старший брат на полном серьезе изрек такое, что может привести любого человека в растерянность:
— Ты на чьей стороне стоишь?
Сердце дяди Лу сильно запрыгало. Он долго молчал, подбирая слова, наконец, ответил:
— Я... стою на стороне многоуважаемого председателя Мао, — посмотрел на одну женщину, на другую... добавил, — неужели я мог стать на сторону «черной банды» ? — подняв руку, он указал пальцем на тачку, с помощью которой собирает старье, — смотрите все!
На еще не разгруженной тачке было написано: с правой стороны — «клянусь не сосуществовать с «черной бандой!», с левой — «клянусь в единодушии с председателем Мао!».
— Обе клятвы я тщательно обдумал, а не просто так написал, — дядя Лу заподозрил, что его хотят очернить.
— Ложное есть ложное! Маскировку надо сорвать! — снова хладнокровно «наступал» на него брат.