— Дядя Лу, на самом деле ты явился зачинателем. Заслуга прежде всего должна принадлежать тебе — восстановил я справедливость. Я был очень признателен дяде Лу за то, что разговаривая с работником группы руководства движением райкома, он особо подчеркивал мою роль.
— В действительности самая большая заслуга принадлежит твоему брату, — поскромничал дядя Лу.
Из маленькой комнаты доносился громкий храп, мой старший брат в это время как раз спал беспробудным сном. Не знаю сколько снотворного дала ему мать.
— Я, честно говоря, не думал, что о таком мелком эпизоде могут написать в газете. Я — снятый с должности, сегодня сборщик старья... и вдруг мои фамилия и имя появятся в газете... ха-ха... Теперь некоторые больше не посмеют смотреть на меня свысока, да? — спросил меня дядя Лу, раскатисто захохотав.
Я видел, что внутренне он очень взволнован, поэтому рука, державшая сигарету, слегка подрагивала.
— Конечно! Кто теперь станет презирать тебя, это равносильно третированию настоящего пролетарского революционера, — сказал я.
— Сестрица Лян! Сестрица Лян! — к нам с напряженным выражением лица рвалась тетушка Мэй. Прежде всего спросила, — у тебя есть крышка для котла?
— Хочешь взять попользоваться? — спросила мать.
— Ай! Да не нужна она мне! Идет молодой человек, проверяет каждый дом, каждый двор есть ли у людей крышки на котлах. В других дворах уже проверил. Моя девочка показала мне жестами, что на крышке вашего котла, сверху, есть иероглиф «Мао». Не вздумай затопить котел. Люди, которые придут, с удовольствием расскажут об этом другим... О боже, да у меня же в котле тушатся овощи!... — не договорив, тетушка Мэй повернулась и мигом вылетела со двора.
Пока она бежала домой, успела бросить еще несколько фраз:
— Чтоб они подохли эти контрреволюционеры. Чем только могут стараются навредить председателю Мао. Они не удовлетворили свою ненависть к нему тем, что топтали его ногами! Теперь еще захотелось попарить его над котлами!
Матерью овладело душевное смятение. Глядя на клубы пара, она стояла в оцепенении.
— Быстрей снимай котел, — сказал дядя Лу.
— Дядя Лу, как Сяоэр может не верить?!
— Еще не готово, вот-вот закипит, — всполошилась мать.
— В такой ответственный момент ты еще говоришь о какой-то готовности! Если они сейчас придут, я займу их разговорами во дворе, а ты быстрей снимай котел! — сказал дядя Лу, торопливо уходя из дома.
— Начнем с этой двери и так пойдем по порядку.
Во дворе переполох. Молодой человек действительно явился быстро.
— Ма, ты еще не убрала котел, не разрешай им врываться в дом, посмотри, над котлом как раз поднимается пар, — всполошился я.
Мать в это время сняла крышку котла, да неудачно справилась с ней, и пар обдал ее руки. Она тем не менее не выпустила крышку из рук, посмотрела, вокруг и, не видя, куда ее можно спрятать, в самый критический момент увидела открытый чан с водой, быстро сунула ее в чан и закрыла; взяла нарезанные овощи, свалила лопаткой в воду на дне котла и перемешала.
Когда пар только успел рассеяться, три или четыре человека ворвались в дом.
— Где ваша крышка от котла? Дайте нам взглянуть на нее!
— Старую выбросили, а новую еще не купили!
Мать боялась поднять голову и все время помешивала в котле.
— Правда?
— Стала бы врать?
Они глазами ощупывали маленькую кухню.
— Какое у вас происхождение?
— Я из низших середняков, сейчас мы по положению рабочие.
— Извините за беспокойство, — вежливо извинились они и тут же удалились.
— Наш двор — двор «четырех хорошо»! Все в нем из рабочих. Мы все организовали первую революционную дацзыбао. И как это у нас могли быть туфли или крышки котлов с контрреволюционными лозунгами? — во дворе заверил их дядя Лу.
— Учиться у революционных масс двора «четырех хорошо»! Привет революционный массам двора «четырех хорошо»!... — искренне выкрикнули они несколько призывов и, наконец, ушли.
Мать вошла в комнату, села на край кана и схватилась руками за грудь, лицо ее стало серым.
Я с чувством беспокойства за нее спросил:
— Ма, что с тобой?
— Сердце... сильно колотится. Ох если бы они извлекли из чана... пропаренного и опущенного в воду председателя Мао... как я взяла на себя такое прегрешение, — сказала тихо мать.
На ее руках вскочили волдыри.
На следующий день в городе широко развернулись лозунги «разгромим Ню Найвэня».
Ню Найвэнь был начальником отдела пропаганды городского комитета Харбина. В эти дни непонятно каким образом из продажи исчезли сигареты «Харбин». Покупать их бросились даже некурящие. Пачки с сигаретами тут же вскрывали и рассматривали на них три иероглифа, составляющие слово «Харбин», поворачивая их так и сяк, просматривая на солнце. Лучи солнца просвечивали бумагу пачек и можно было увидеть отражение иероглифов «Харбин», однако первоначально начертанных как «император Ню Найвэнь».