Мама пришла в ужас, но она ничего не могла сделать. Только позже я узнала, что она слегла с инфарктом.
Я плохо помню, что происходило в этом заведении, устроенном в самых мрачных традициях советской карательной психиатрии, потому что лекарства превращали меня буквально в овощ. А врачу было пофиг, что мне хуже, чем до поступления в больницу.
Вытащили меня оттуда Лёха с Димычем — мои братья-мушкетёры, с которыми мы не виделись уже бог весть сколько времени. Уж не знаю, как им это удалось — они потом отмахивались от моих расспросов. Ну, удалось и удалось — что в этом такого?.. Не велик подвиг. Благодаря им я и попала к Софии Наумовне, которая столько времени провозилась со мной, но таки нашла подходящую схему лечения. Она поставила и верный диагноз. Если интересно, можешь погуглить код F31.7 — это в данный момент, когда я пишу эти строки.
Уже после выписки был ещё один эпизод. Возвращаясь зимним вечером домой, я увидела на автобусной остановке плачущую полную женщину с мальчиком лет одиннадцати-двенадцати и девушкой постарше. Было градусов двадцать мороза, и я первым делом посадила их в машину — чтоб согрелись. И расспросила, что случилось. Полную женщину звали Наташей, и её с двенадцатилетним сыном Никитой и восемнадцатилетней дочерью Лерой выставил из дома после развода второй муж, отчим детей. Квартира была добрачной собственностью мужа, детей он официально не усыновлял, родной отец умер, квартиру бабушки Наташа продала несколько лет назад, когда нужны были деньги на операцию Никите. Идти им было некуда.
— Надо в суд подавать, но сил никаких нет, ни моральных, ни физических, — всхлипывала Наташа, вытирая пятнышки потёкшей туши пальцами.
— Ладно, насчёт суда потом будем думать, а пока надо успокоиться, — сказала я.
Я просто привезла всех троих к себе и оставила у себя жить, как подбирают на улице бездомных котят. Фирма не выдержала всех передряг, и дело, в которое я вбухала почти десять лет своей жизни, отошло конкурентам. Но кое-какие личные сбережения у меня остались — слишком мало, чтобы поднять новое дело такого же уровня, но достаточная финансовая подушка, чтобы худо-бедно прийти в себя и сориентироваться.
Наташа сидела на инсулине, у неё был варикоз и гипертония. Детям требовались гаджеты, одёжка, еда. Лера была пацанка, любила технику и компьютерные игры, мечтала о смартфоне за «писят тыщ» — я его ей подарила. Наташа не работала, но великолепно готовила и вылизывала квартиру до блеска — так мы и жили. После роскошной красотки Маши я спала с сорокапятилетней жирной тёткой-диабетиком, но чувствовала себя героиней и спасительницей. У меня даже появилось какое-то ощущение... семьи, что ли. Семьи, которой у меня толком и не было — вот эта новизна меня и цепляла. Раньше-то что? — только работа да иногда девушки, а тут... новый уровень! До которого я, видимо, наконец-то созрела к четвёртому десятку прожитых лет.
Особой Наташа была довольно ограниченной, ум у неё был житейский, обывательский, из интересов — сериалы, любовные романы и возня по хозяйству. Но я смотрела на многое сквозь пальцы, снисходительно и великодушно. Или снова какие-то искажающие фильтры стояли на моём восприятии?.. Не знаю. А с Леркой, как оказалось, мы любили одну и ту же музыку. Она тоже взахлёб слушала рок и метал, но чаще в наушниках: у меня уже тогда начала болеть голова. Я снова дремала по три-четыре часа в сутки, но списывала это состояние на стресс, связанный с передачей моего уже практически утонувшего бизнеса в чужие руки. Параллельно я искала, перебирала варианты нового заработка: упала, повалялась — и хватит, пора выбираться из этой задницы. Это тоже добавляло лихорадки моим мозгам. Вопрос с судом постоянно откладывался, у меня была куча других забот.
А однажды Наташа ушла в магазин, забыв телефон дома. Лера принесла его мне с открытым журналом посещений браузера. Наташа искала в интернете лекарства, чтобы устроить мне отравление или передозировку. Или вызвать галлюцинации.
— Мама хочет, чтобы у тебя сорвало крышу и ты подписала дарственную на квартиру, — сказала Лера. — Я не знаю, как она планирует всё это провернуть, но я сомневаюсь, что это возможно. Мама в таких делах неопытная и никогда аферами не занималась раньше. Если она возьмётся за это и наломает дров... Если с тобой что-то случится... Её могут посадить. А она диабетик, ей нельзя в тюрьму!.. А если у неё там случится кома?..
— Дура твоя мама, а не диабетик, — вырвалось у меня хрипло, тускло и безжизненно.