– Что же тогда вы не можете избавиться от своей вины за гордыню?– внезапно выпалил белокурый незнакомец. – Если Бог всепрощающий, то ваш отец тем более должен простить вас.
Серафима будто обухом по голове стукнули. Сердце бешено забилось, словно тысяча барабанов.
– Откуда вы знаете про это? – подскочив со стула, воскликнул священник. – Вас подослал мой отец?!
Его глаза налились кровью от ярости, а в груди потяжелело от жгучей обиды.
«Как он мог пойти на столь жалкую манипуляцию!»
– Успокойтесь, друг мой. Я здесь по своему желанию, а не по воле вашего отца. Хотя признаюсь, величина вашей гордыни вполне могла бы сравниться с моей. Что ж, похоже, здесь я не получу облегчения, – с некоторым сожалением и в то же время с иронией прозвучали слова прихожанина.
Сын главного священника прижался к стенке и с ужасом пытался всмотреться в лицо незнакомца. Но там по-прежнему было невозможно что-либо разглядеть.
– Кто вы такой?! Зачем вы пришли? Учить меня жизни? Нечего мне указывать на ошибки. о которых я и так знаю! – с подвизгиванием выкрикнул священник, трясясь то ли от негодования, то ли от страха.
На мгновение воцарилась тишина, от которой у Серафима пробежали мурашки.
– Я ненавижу гордыню. Она заполняет сердце темнотой, в которой любой лучик света теряет свою силу, – мрачным, ровным голосом проговорил незнакомец
Не успел священник ответить, как деревянные стенки исповедальной комнаты затряслись и затрещали так, словно их зажал в кулаке огромный великан. Через сетчатое окошко засочился черный дым, который мгновенно заполнил всю кабинку, застилая солнце, будто огромная туча.
Странный дым заполнял рот и нос священника, буквально перекрывая кислород. Истошно хрипя, он хватался за стенки комнаты, пытаясь открыть дверь. Та оказалась крепко запертой снаружи.
– Кто ты, черт возьми?! – кое-как выругался Серафим, жадно хватая ртом воздух.
– Я тот, кто преподаст тебе урок, – голос незнакомца прогрохотал на всю округу.
В глазах потемнело. В груди потяжелело так, будто туда положили груду камней. Воздух стремительно заканчивался, и оставалось только молиться. Серафим лежал на полу, скорчившись от удушья. Сквозь темную пелену он увидел, как на мгновение мелькнули черные, пронзительные глаза и закрученные рога в волосах цвета утренней звезды.
– Я надеюсь, мы скоро увидимся, – ехидно сказал некто с той стороны, и растворился во мраке черного дыма.
« Господи, отче наш, спаси и сохрани…» . Чувствуя, как жизнь постепенно покидает его, священник молился. Впервые в жизни он молился искренне, всем сердцем. Снаружи послышался шум. Чей –то хорошо знакомый голос звал его.
«Серафим, что у тебя происходит?» Последнее, что запомнил проповедник – это фигуру отца, стоявшего на пороге исповедальной комнаты.
… С того момента прошло два года. Священник решил покинуть службу в церкви и посвятить себя благотворительности. В тот злополучный день, когда отец спас его, он долго плакал, уткнувшись в колени родителя. Впервые он не хотел быть лучше него, он хотел быть просто рядом. Волна благодарности и любви захлестнула его сердце и навсегда осталась там. Серафим не рассказ отцу о странном посетителе, о том, что видел его лицо, и о том, что тот ему говорил. Отец знал лишь о пожаре, возникшем из-за зажженной свечи. Слишком страшно и одновременно нереально это выглядело. Но урок, который преподал ему любимейший, но падший сын Божий, остался в памяти навсегда.
В тот день, на больничной кровати он поделился с отцом своими переживаниями, рассказал о том, как завидовал ему и как хотел быть на его месте.
– Папа, мне так стыдно. Я не смогу себя простить за эти грешные помыслы..
Тогда отец сказал ему единственные слова, которые навсегда врезались в память Серафима.
« Бог прощает каждого из нас. Но, только простив себя, мы сможем по-настоящему принять Его прощение».