Мне повезло, что меня не было в конторе. Редкозубый спас мне жизнь, вовремя подстраховав меня. Однако много других лиц из окружения мистера Маранзано, спавших в ту ночь в постелях, заснули навсегда. Они застали врасплох Джимми Марино, который сидел в кресле в парикмахерской в Бронксе, они сбросили Сэма Монако и некоторых других парней, бывших ключевыми фигурами в Нью-Джерси, в реку Пассаик. Сэму забили в зад металлическую трубу.
(В документах полиции Нью-Йорка имеется запись, что в 17 часов 45 минут 10 сентября 1931 года, в день убийства Маранзано, Джеймс ле Поре, известный также как Джимми Марино, мужского пола, белый, когда он находился в дверях парикмахерской на Артур авеню, 2400 в Бронксе, был поражен шестью выстрелами в голову и тело, что привело к смертельному исходу. В документах полиции Нью-Джерси говорится, что 13 сентября 1931 года два трупа были обнаружены в воде у берега в заливе Ньюарк. Один труп был идентифицирован как Самуэль Монако, а другой — как Луис Вассо. У обоих были разбиты головы и перерезано горло. Они были обвязаны шнуром, к которому был прикреплен груз. Бюллетень о пропавших без вести сообщал об исчезновении Монако 10 сентября. Между тем его автомобиль был обнаружен припаркованным на 46-й улице недалеко от Парк авеню в Нью-Йорке).
Я спросил Вито, как так случилось, что прошли эти убийства. Он объяснил мне, что когда умирает босс, то все его приближенные следуют за ним, но теперь уже все закончено, и у нас нет поводов для беспокойства. После этого он вернулся к рассказу о том, как Маранзано угонял грузовики со спиртным, принадлежавшие Чарли Счастливчику, а также говорил еще о чем-то. Вито изрек: «Если бы старику удалось провести в жизнь свою политику, то мы все перегрызли бы друг другу горло».
Тогда я спросил: «Если вы все полагали, что он совершает так много ошибок, то почему вы не пытались сблизиться со мной?»
— Мы не могли сблизиться с тобой, — отреагировал Вито. — Старик полагался на тебя на все 100 процентов.
Другими словами, он дал мне понять, что опасался, что я предупрежу Маранзано, и он был прав. Я ему так и сказал. Затем объявил: «Если я принимаю вашу сторону, я хочу действовать не как обманщик». Мне было не по душе работать с Вито, но что оставалось делать?
Итак, я влился в «семью» Чарли Счастливчика. Вито взял нас с собой в Городок и представил Тони Бендера, настоящее имя которого было Энтони Стролло. Необходимо напомнить, что каждая «семья» подразделялась на так называемые команды. Вито поставил меня в команду Тони. Так что для меня он стал «лейтенантом».
Сальваторе Лючиано заплатил за кличку дорогой ценой. В незапамятные времена, когда он поднимался по иерархическим ступеням итальянского преступного мира, его выкрали конкуренты-бандиты, искавшие тайник с наркотиками, который он прятал. Лючиано привезли в пустынное место на остров Стэйтен и подвесили за большие пальцы рук на дерево. Его пытали лезвиями от бритвы, зажженными сигаретами, но он отказался говорить. Полагая, что он скоро умрет, инквизиторы бросили его на произвол судьбы. Лючиано, однако, выжил, и родилась легенда о Чарли Счастливчике. Благодаря подобным, неоднократно повторявшимся, инцидентам он, естественно, стал наиболее влиятельным лидером, какие только были известны в «Коза Ностре», и устраивал приемы в сопровождении избранной свиты в гостинице «Валдорф-Астория», где он проживал как «Господин Чарльз Росс». Во времена, когда преступная деятельность — «купленные скачки», подпольная «лотерея», вымогательство, наркотики, ростовщичество и т. п. — осуществлялась в Нью-Йорке вяло, он не участвовал в ней и никуда не вмешивался.
После первоначальной чистки «преданных» Маранзано лиц широкомасштабное кровопускание, охватившее «Коза Ностру», в значительной мере сократилось. Действительно, как утверждает Валачи, Лючиано попытался быстро снять ту атмосферу напряженности, которая существовала в районе Нью-Йорка, учредив институт советников в составе шести человек, — по одному от каждой из пяти нью-йоркских «семей», а шестой представлял близлежащий Ньюарк; в обязанность советников входила защита отдельных «солдат» от личного возмездия со стороны различных «лейтенантов», которые могли оказаться их мишенью во время Кастелламмарской войны. Советники, как заявил Лючиано, должны были выслушивать аргументированное обвинение против каждого конкретного «солдата», прежде чем дать санкцию на исполнение смертного приговора. Если голоса разделялись поровну, любой из боссов имел право присутствовать и объявлять свое решающее слово. В то время как советников игнорировали или прислушивались к ним, создание этого института, по меньшей мере, способствовало созданию атмосферы стабильности, к которой стремился Лючиано.
Лючиано также упразднил пост босса всех боссов, столь близкого сердцу Маранзано; фактическая власть была для него гораздо важнее, чем ее формальные атрибуты. И сама организация его собственной «семьи» символизировала, по крайней мере для непосвященного глаза, окончательный разрыв со старой системой враждебности между неаполитанцами и сицилийцами. Лючиано был родом из Сицилии; его второй человек, Дженовезе, родился в Неаполе. Но наиболее существенным было то, как Лючиано изменил сферу деятельности и авторитет «Коза Ностры» в преступном мире США.
Проницательный, одаренный богатым воображением и, прежде всего, прагматичный, он упразднил традиционную клановость своих предшественников и стал участвовать в совместных действиях с такими преступными сообщниками итальянцев, как Голландец Шульц, Луис (Лепке) Бухальтер, Майер Лански и Эбнер (Длинный) Цвильман. Однако в то же самое время он тщательно оберегал индивидуальность «Коза Ностры», поскольку, как считал Лючиано, мирное сосуществование являлось, скорее, шагом в направлении полного доминирования организованной преступности.
Тем не менее с целью консолидации собственных сил Лючиано сразу же пришлось искать оправдание для успокоения ключевых фигур «Коза Ностры» в связи с устранением Маранзано. «Когда босса убивают, — подчеркивал Валачи, — необходимо объяснить остальным, почему это было сделано». И, к своему удивлению, Валачи узнал от Дженовезе, что Чарли Счастливчик хотел, чтобы Валачи лично давал показания против Маранзано в Чикаго, где Каноне, хотя и находился на грани ареста за уклонение от уплаты налогов, был еще в силе, с которой приходилось считаться.
— Почему я? — удивился Валачи.
— Во-первых, потому, что ты известен как приближенный старика, — объяснил Дженовезе. — А, во-вторых, будучи одним из его «солдат», ты не получил ничего, когда его убрали. Так какой смысл тебе лгать?
Валачи взмолился, поскольку он не был достаточно красноречив для столь деликатного дела, и предложил, чтобы более опытный член, например такой, как Бобби Доил, был направлен вместо него. В действительности боеспособный, но всегда осторожный, Валачи опасался, что подобного рода миссия предполагала непредсказуемый риск, если готовился новый переворот. Однако, какими бы неубедительными ни казались его сомнения, он свое сказал. Дженовезе согласился, и Дойл, вдохновленный авторитетом, который он завоюет в ходе поездки, был направлен для встречи с «нашими друзьями в Чикаго», как их называл Валачи.
Вскоре после этого Валачи вместе с Дойлом ощутил впервые реальное преимущество членства в «семье» Лючиано. Фрэнк Костелло, являвшийся в то время коварным «лейтенантом» Лючиано, стремился к политическому влиянию с тем, чтобы укрепить свои позиции. Нью-Йорк был идеальным местом для Костелло в те времена. При нерешительном правлении мэра Джэймса Уокера он «открыл» город для игровых автоматов и руководил этим бизнесом.
Валачи и Дойл обратились к своему «лейтенанту» Тони Бендеру и спросили, есть ли у них возможность обзавестись «несколькими игровыми автоматами». Бендер отвел их в контору вторсырья на Томпсон-стрит в Гринвич-виллидж, которую Вито Дженовезе использовал как легальное прикрытие. Это был один из тех дней, когда здесь находился Лючиано. Когда дверь во внутреннее помещение открылась, Валачи вдруг почувствовал, что его туда вталкивает Бендер, в то время как Дойл, страдавший в тот момент от сильной простуды, остался снаружи. Лючиано в величественной позе обратился не к Валачи, а к Бендеру: «Что ему нужно?»